Промашка… Я метнулся в небо за Стоцем, размахивая не ангельскими крыльями, а руками бородатого человечка, в образе которого вылез из подземелья.

Сейчас я впервые наслаждался полетом. Казалось, каждая клеточка моего ангельского тела впитывала пространство и время. Пропуская сквозь себя пространство, и время, я звенел как натянутая струна. Мне не хотелось спрашивать о цели полета – мне было хорошо.

– Сейчас мы будем в мире бабы Ани, – сказал Стоц. – Слышишь меня?.. Зажми нос пальцами и не дыши. Дышать нельзя. Ну? Готов?

От нехватки кислорода потяжелело в мозгах. Кровь, казалось, вспучивала сосуды, перед глазами поплыли фиолетовые круги.

Я очнулся на топчане. Несколько минут лежал не двигаясь, решая для себя: сон ли видел, явь ли такая? Вдруг понял: дышу ртом – нос все еще сжат пальцами правой руки. Вытянул ноги из-под одеяла и открыл глаза. Конечно же, в первую голову осмотрел уголок одеяла – покусан острыми мышиными зубами. Я усмехнулся и, хлопнув несколько раз ладонью по стене, заорал:

– Мил-ка-а-а-а-а!..

В открытом окне показалась Жоркина рожа.

– Жрать хочу! Пить хочу! – рявкнул я, чувствуя, как подвело живот от голода.

– Глотка-то у тебя, братуха, – спокойно сказал Жорка. – Самообслуживание у нас, понимаешь.

– Да не слушай ты его, трепача… – Милка влетела в комнату, треснула Жорку кулаком по лбу и задернула занавески. – Иди за молоком! – крикнула она йогу вслед и повернулась ко мне.

Хотелось обхватить ее, поцеловать, гладить по голове, но я лишь бестолково улыбался и поеживался, как чесоточный.

– Надо бы Стоценко кликнуть. Не проснулся он?

– И не собирается. Дрыхнет себе, – сказала Милка. Как я и думал, Стоценко лежал с открытыми глазами и молчал. Увидев меня, жалобно улыбнулся.

– Дистрофик! – сказал он, подняв руку.

Я быстро раскидал траву, снял крышку с ящика и схватил Стоценко за плечи. Как куклу поднял, поставил на ноги.

Меж нами жила тайна пребывания в мире Якова. Она сближала нас. Я чувствовал это, видя доверчивость, с которой Стоценко вцепился в мою руку. Он жадно втягивал воздух ноздрями, вертел головой. Увидев Милку, прищурился и смачно цокнул языком.

– Гарная девка, – сказал он и попытался послать воздушный поцелуй, но пошатнулся и вновь схватился за мою руку.

– С возвращеньицем, – каркнула старуха.

Она сидела на крылечке. Подозвала Милку, что-то шепнула ей на ухо и велела мне тащить Стоценко в горницу.

Несколько минут назад мы были в образе ангелов, а тут – стол, занавески на окнах, прохлада и запахи трав, куриного навоза. Я косил взглядом на топчан, пытаясь разглядеть подпорченный мышиными зубами уголок лоскутного одеяла. Стоценко таращил глаза на полку с книгами и продолжал шумно сосать воздух ноздрями.

– Фотоаппарата мы там не организуем, факт, – шептал он себе под нос. – Там, на полке, – сказал он громко. – Глянь…

– Баба Аня не велела суетиться без приказа, – крикнула из кухни Милка. – Сейчас травой буду пользовать, а потом – прогулка до озера и вновь – трава.

Стоценко повернул ко мне лицо – мол, давай бумагу с карандашом, и пальцем – на полку. Я отыскал среди книг кусок картона, выудил из рюкзака ручку и положил перед Стоценко.