Сен-Поль мысленно пожелал камеристке успеха. Громадного, ошеломляющего, назло гордецам.
На сцену бочком, шаркая, выбежал маленький, сутулый слуга. Все захлопали – сходство с фаворитом регента разительное. Изволит ли графиня принять визитера? Графиня рада, есть кому излить негодование. Жених дочери – человек недостойный.
К а в а л е р. Он игрок, повеса, нравственно нечистоплотен?
Г р а ф и н я. Как раз обратное. Карты он не любит, вина не переносит, ночью предпочитает спать.
К а в а л е р. Но если он свободен от пороков, зачем же противиться браку?
Г р а ф и н я. Во-первых, он называет себя бароном – титул нелепый, подобающий иностранцам. Я ему сказала: неужели вы не можете быть графом, маркизом, как все! Моя дочь – баронесса… Каково это слышать!
Сен-Поль хлопал до боли в ладонях и был не одинок. Достойно осмеяны и зрители, – неужели не узнают самих себя?
Г р а ф и н я. Садимся мы за стол у них… Полюбовались бы вы, как подавали! Что на закуску, что на первое – все перепутано. Дичь плохо подобранная и не разобрать, каких пород. С помпой внесли козленка. Откуда он? Из Монбара? Представьте, они не могли ответить! Можете поверить, я не притронулась.
Жених и вовсе лишил графиню аппетита. Узор сюртука прошлогодний, табакерка плоская, гравирована в клетку, в старом вкусе.
Нет, зрители не узнали себя.
– Вы наивны, мой друг, – сказал на это Сен-Симон. – Самобичевание – тоже мода. Пошло от Мольера… Это как острая приправа к еде.
– А каков Дюбуа?
– О, бесподобен! Актер постарался.
Ночью, вернувшись домой, Сен-Поль дополнил письмо Куракину, начатое накануне.
«Герцогиня по любому поводу дает волю ненависти к Пале-Роялю. Персонаж комедии, сыгранной в замке, слуга – субъект отвратительный – носит имя Дюбуа».
Соизволит ли Анна-Луиза, ядовитая пчелка, пригласить вновь? Маркиз сомневался. Надо было действовать смелее, не теряться в толпе. Он испытал удивление, когда лакей герцогини постучал к нему рано утром и подал нарядный конверт с золотой каймой. На этот раз второй двор обращался более интимно: благодетельная пчелка жаждет увидеть высокочтимого кавалера в своем улье, в час нектара.
Должно быть, накормят обедом. Очень кстати…
Гостей было немного. Заняли шесть столов в портретном зале. Значит, он – Сен-Поль – в числе избранников. За что такая честь? Случайность, прихоть хозяйки… Рядом с ней сидел герцог. Сен-Поль с интересом разглядывал сына Людовика и графини Монтеспан, бастарда, узаконенного королем, несмотря на ропот принцев крови. Обрюзгший, толстый герцог ел неряшливо, икал, чесал живот. Голоса не подал, только однажды, понюхав бокал, довольно громко заявил, что вино прокисло.
– Вам приснилось, – отрезала Анна-Луиза.
Стеснительную тишину прервал Малезье.
– Как бы то ни было, господа, – начал он, – вино не вечно. Мы здесь вкушаем мед, а он еще ни разу не превратился в уксус.
– Браво! – произнесла герцогиня резко.
Отобедав, перешли в музыкальный салон, слушали концерт. Восторг всеобщий вызвал певец, подражавший певчим птицам. В антракте Малезье подвел Сен-Поля к герцогине.
– Помогите нам, шевалье, – сказала она. – Наш неистощимый изобретатель, – и она коснулась старика веером, – предлагает устроить праздник… Похищение Европы, с плясками… Эти юбки у шотландцев… Я забыла название.