– Почему?

– Так потому что этот памятник уже после революции появился.

– Какой памятник?

– Льву Толстому.

– Что-то я не понял, кто под дурачка косит, ты или Рокотов?

– Рокотов. А я фильм один очень древний вспомнил, «Приключения итальянцев в России». Помните, там клад под памятником Льву Толстому был? Так вот, клад раньше памятника появился, у нас, правда, наоборот, сначала танк, потом клад. Но в девяносто седьмом году люки заварили. Лопахин смотрел, их как один раз заварили, так больше и не трогали. И нижний люк тоже наглухо заварен. А других ходов там больше нет… В общем, не мог Сошников в танке бриллианты оставить. Слишком сложно это. А в его случае неосуществимо. Ведь он от милиции тогда скрывался, его бы на танке как пить бы взяли. А со сваркой – подавно…

– Логично.

– Кладоискатели должны были это понимать.

– Да, но кучерявый все-таки начал рыть под памятником Льву Толстому.

Степан вспомнил момент из фильма, где кучерявый итальянец детской лопаткой рыл подкоп под памятником.

– Он бы и дальше рыл, если бы его не остановили… Кто же в нашем случае такой кучерявый?

– Вот я и хотел бы это выяснить.

– Хорошо, давай сюда этого Рокотова… Ты ему про клад ничего не говорил?

– Нет, не говорил.

– Давай его сюда, а сам водителем займись.

Полковник Круча просматривал поданные на подпись документы, когда к нему в кабинет ввели высокого и нескладного парня с вытянутым, как у лошади, лицом и выпученными, с желтизной глазами. Он озирался по сторонам и дурашливо улыбался. Веселье изображает, а самому страшно. Круча наблюдал за ним периферийным зрением и чувствовал, что он боится.

Степан Степанович неторопливо отложил в сторону бумаги, с невозмутимым спокойствием посмотрел на Рокотова. Долго смотрел, тяжело. Он ждал, когда страх начнет жечь парня изнутри. И ждал не напрасно.

– Почему вы на меня так смотрите? – нервно спросил Рокотов.

Он попытался улыбнуться, но из этого вышла какая-то жалкая гримаса.

– А как мне на тебя смотреть?

– А что я такого сделал?

– А что ты такого сделал?

– Ну, дернул меня черт… Я давно в этом танке хотел посидеть…

– Посидеть хотел? Могу тебя поздравить, сел ты, парень, основательно. Лет на двадцать, как минимум…

– С чего это вдруг на двадцать? Это всего лишь вандализм! За это много не дают!

– Вандализм? Всего лишь вандализм?! Кто тебе сказал, что всего лишь? Тот, кто попросил тебя люк разварить?

– Никто меня не просил! Я сам знаю!

– Твой дед воевал?

– Нет. Прадед воевал. Танкистом был… Может быть, он на этом танке воевал. Вот меня поэтому на этот танк и потянуло!

– Твой дед на этом танке воевал. Немца на этом танке от Москвы гнал, а ты что, сукин сын, творишь?

– Нет, на этом танке немца от Москвы не гнали. Этот танк только в сорок четвертом году появился. Это «Т – тридцать четыре-восемьдесят пять». Восемьдесят пять – это калибр орудия…

– А тридцать четыре – это масса взрывчатки.

– Да нет, тридцать четыре – это год изобретения…

– Ты мне соловьем здесь не заливайся. Я тебя к себе вызвал не для того, чтобы ты меня баснями здесь кормил. Я полковник, начальник отдела внутренних дел. Но ты не думай, что это высокий уровень, завтра тебя уже генерал допрашивать будет…