— Мы делаем это в особых случаях с разрешения директора.
— Так почему же он разрешает?
— Он не всегда разрешает. Смотря какой врач просит. А Михаилу Федоровичу никогда не отказывает.
— Значит, все они записаны по просьбе Ягодкина?
— Точно.
Мы уезжаем. Улов невелик, но и это обнадеживает. Все пятеро выбраны Ягодкиным или по материальным соображениям, или с какой-то другой, пока еще неизвестной целью. Ее-то и необходимо выяснить. Как? Об этом мы размышляем уже на работе.
— Немцову думаю пока не беспокоить. Сначала выясним кое-какие детали ее биографии за последний год, — предлагает Жирмундский, — ее поведение на работе, область работы, близость к руководству или к секретным материалам института и, главное, что ее связывает с Ягодкиным. Роман или деловое сотрудничество?
— Резонно, — соглашаюсь я, — а Лаврову вызовем?
— Девчонка, фифочка. Может и проболтаться, — сомневается Саша.
— Опять резонно. Вопрос о Лавровой пока отложим.
— А трое мужчин — Челидзе, Шелест и Ермаков? Может быть, поискать их среди аристократов филателии? Передадим-ка розыски Чачину.
Мне не хочется «засвечивать» Чачина. Ведь любая, даже неофициальная, справка его в канцелярии Общества филателистов может вызвать ненужное любопытство и разговоры. А задача у Чачина другая: незаметно вживаться в круг собирателей, стать в нем своим, примелькнувшимся парнем, нащупать подходы к Ягодкину и вдруг да и учуять что-то постороннее, не имеющее отношения к страсти коллекционера и его практике собирательства.
— Нет, — говорю я, — Чачина трогать не будем. Справимся об этих троих сами в канцелярии общества.
Нахожу телефон. Звоню. Отвечает женский голос. Прошу передать трубку кому-нибудь из руководителей общества.
— А никого нет. Я тут одна за всех и две девочки из типографии. Просматриваем эскизы новых марок, — отвечает тот же вежливый голос. — Что вы хотите?
— У вас есть под рукой список всех московских членов общества?
— Он у меня в столе.
— Запишите три фамилии, только не повторяйте их вслух, — диктую я, — и посмотрите, нет ли их в вашем списке. Я подожду у телефона.
Из положенной секретарем трубки доносится чуть приглушенный расстоянием другой женский голос: «Кто это говорит, и чего ты мечешься?» И тут же голос телефонной хозяйки: «Отстань, не твое дело». Минуту спустя тот же голос адресуется уже ко мне:
— Есть двое. Кроме Ермакова. А вы откуда говорите? — наконец-то интересуется девушка.
— Из газеты, — говорю я. — Есть задача: рассказать нашему многомиллионному читателю о филателистах. Очень он исстрадался без этого, многомиллионный читатель.
— Действительно важная задача, — смеется девушка.
Задача и вправду важная — наша задача, — но до ее решения пока далеко. Еще только формируются ее условия. Что дано и что надо найти. Мы знаем или, вернее, предполагаем, что надо найти, но дано нам для этого еще очень мало. Правда, мы узнали, что Ягодкин в пятницу ездил на станцию технического обслуживания, где встречался с механиком Родионовым, потом толкался среди собирателей марок в магазине на Ленинском проспекте и заехал этак часам к пяти в кафе «Националь» — пообедать. Обедал он не один, а с молодым грузином или армянином, чем-то похожим на майора Томина из телевизионных «Знатоков». За столом они ничего друг другу не передавали, просто обедали, равнодушно, пожалуй, даже лениво, переговариваясь. А в ночь с пятницы на субботу Ягодкин ночевал в доме номер один на улице Короленко.