Так что Линкольн ничуть не удивился, когда двоюродный брат стал университетским преподавателем.

– Его оставляли на должности доцента, но Арт предпочел уволиться. Очень уж разозлился тогда. Он рассчитывал сразу найти другую работу, но не получилось. После бесплодных поисков с трудом устроился на частную фирму, выпускающую медицинское оборудование. – Еще один нечаянный взгляд, теперь на инвалидную коляску со всевозможными техническими наворотами. Джуди залилась краской, будто совершила легкомысленный поступок. – Но там ему не понравилось, это было совсем не то, о чем он мечтал. Знаешь, он наверняка хотел навестить тебя, но, мне кажется, его останавливало чувство стыда за свою неудачу. А ты ведь такой знаменитый и прочее. – Наконец-то глоточек кофе. – У тебя с ним было столько общего, прямо как родные братья. Я так много нового узнала из твоих рассказов тогда, в Бостоне! Особенно об Артуре. Помнишь, мы полночи не спали, хохотали до упаду? А мой свекор, Генри, – когда был жив, ты у него с языка не сходил!

– Правда? Вообще-то мы довольно часто переписывались. Кстати, последнее письмо от Генри я получил за несколько дней до его смерти.

В памяти Райма сохранились десятки неизгладимых воспоминаний о своем дяде, но одно из них было особенно ярким. Высокий, лысеющий мужчина со здоровым румянцем на лице откинулся на спинку стула, от души хохоча и смущая тем самым многочисленных родственников, собравшихся за рождественским столом. Иначе, конечно, реагировали на это его жена, привычная к подобным выходкам, и юный Линкольн, тоже покатывавшийся со смеху. Он очень любил дядю. Линкольн часто приезжал навестить двоюродного брата, жившего с родителями примерно в тридцати милях на берегу озера Мичиган в Эванстоне, северном пригороде Чикаго.

Впрочем, сейчас Райм не испытывал ни малейшего желания впадать в ностальгию, а потому с облегчением вздохнул, услышав звук открываемой входной двери и семь хорошо знакомых твердых шагов по паркету, до ковра. Мгновением позже в лаборатории появилась молодая стройная рыжеволосая женщина. Она была в джинсах, черной футболке и расстегнутой нараспашку блузе вишневого цвета, из-под которой сбоку, повыше бедра, угрожающе выглядывала черная рукоятка ее табельного «глока».

Амелия Сакс улыбнулась и поцеловала Райма в губы. Краем глаза криминалист заметил непроизвольное движение Джуди, значение которого понять было нетрудно. Любопытно лишь, что же именно привело ее в замешательство: то ли ее собственная бестактность – даже не подумала поинтересоваться его личной жизнью, – то ли она просто не ожидала, что у калеки может быть любовница. Тем более такая обезоруживающе привлекательная, как Сакс, блиставшая до поступления в полицейскую академию на модельном подиуме.

Райм представил женщин друг другу. Сакс внимательно выслушала историю ареста Артура Райма, участливо спросила, как Джуди справляется в этой непростой ситуации, а затем выпалила:

– У вас есть дети?

Райм сообразил, что, замечая за Джуди «неверные шаги», сам допустил оплошность, не заговорив о ее сыне. Более того, он не помнит даже, как его зовут. К тому же оказалось, что у двоюродного брата наметилось прибавление в семействе – в дополнение к Артуру-младшему, учившемуся в средней школе, появились еще двое. Сын – Генри, ему девять лет, и дочка – Медоу. Ей шесть.