— Но таковы законы военного времени, — примирительно сказал Архангельский, — на войне как на войне. При наших скудных возможностях нельзя помочь всем, поэтому ты помогаешь тому, кого гарантированно спасешь. За те два часа, что ты оперируешь раненного в живот, у тебя семь человек умрут от кровотечения. Те, кого ты точно мог спасти. Это же азбука полевой хирургии.

— Я знаю, — грустно кивнул Воинов, — но это меня и убивает. Какое право я имею решать, жить человеку или нет? Я же не Господь Бог!.. И вот еще что. Я мог бы оказывать больший объем помощи, если бы мои подчиненные хорошо меня понимали. Мне хотя бы асептику наладить, и то мы снизили бы процент гнойных осложнений! — Он взял со стола рюмку коньяку и опрокинул в рот. — Петр Иванович, вдумайтесь, какой абсурд! Раненый надеется, что ему помогут. Санитар или товарищи, рискуя жизнью, вытаскивают его с поля боя, переправляют ко мне в лазарет, а я? Я говорю: получай свой опий и отправляйся в лучший мир. Какой ужасный обман!

— Наверное, война — это всегда обман, — тихо сказала Элеонора, думая о своем.

— Вот именно! — воскликнул Воинов. — Ради своих интересов одни люди посылают на смерть других!

— А что твои подчиненные? — спросил Петр Иванович, желая, видимо, сменить тему. — Совсем ничего не умеют?

— Ну, одного из врачей я надеюсь со временем выучить, он старается. Но пока я его ни на сортировку раненых поставить не могу, ни на лапаротомию самостоятельную. А вот с другим, доктором Корфом, совсем плохо. Он дворянин и никак не может смириться с тем, что я над ним начальник. Вместо того чтобы помогать, он анализирует и критикует все, что я делаю. Постоянно ждет, когда я совершу какой-нибудь промах…

— А санитары? — спросила Элеонора. Она горячо сочувствовала Воинову, которому пришлось работать в таких тяжелых условиях: проводить операции без сестры, да еще при полном отсутствии асептики!

— Санитары неплохие, но работы в операционной вовсе не знают. Только помыть инструменты могут.

— Грустно тебя слушать, — помолчав, произнес Петр Иванович. — Принесу-ка я еще коньяку, пожалуй…

Он вышел, и молодые люди остались наедине.

— Наверное, я утомил вас своими рассказами, — сказал Воинов. — А вы похорошели, Элеонора Сергеевна. Замуж не выходите?

— Нет.

— Я недавно видел Ланского, он здоров, не ранен, воюет…

— Правда? — Элеонора почувствовала, как замерло ее сердце.

— Правда, моя дорогая. Я виделся с ним неделю назад.

Вернулся Петр Иванович, и мужчины возобновили разговор об оказании медицинской помощи в полевых условиях. Элеонора посмотрела на часы. Было уже очень поздно, она поднялась и, пожелав дяде и его ученику спокойной ночи, ушла к себе.

Свернувшись в постели, она стала думать о том, почему Ланской, если он жив и здоров, до сих пор не написал ей.

Постепенно эти раздумья довели ее до отчаяния. Уже не надеясь уснуть, она вскочила с кровати и начала расхаживать по комнате. Алексей не любит ее! Она вспоминала доводы Титовой, и теперь они казались ей неопровержимыми. В слезах Элеонора бросилась на колени перед иконами…

К утру она приняла решение.