— Слушайте меня, девочки. Забирайтесь, как делали мы, вверх по склону, спрячьтесь там. Следите за мостом оттуда. Если все будет хорошо, спуститесь. Если нет… спуститесь, когда здесь станет тихо.

Артем думал, что Ацухимэ станет возмущаться и протестовать. Но она проявила удивительное благоразумие.

— Хорошо, — покладисто кивнула представительница рода Кумазава. — Только дай нам луки. На всякий случай. Если мы будем потом добираться одни до нашей родовой усадьбы, нам не помешает серьезное оружие.

— Будут вам луки, — пообещал Артем.

Неожиданно взбунтовалась Омицу.

— Я с тобой! — заявила она. — Я вместе с тобой сражалась в замке. Еще скажи, что я сражалась плохо!

— Ты сражалась великолепно, даже лучше меня, — Артем был серьезен и нисколько не кривил душой. — Но ты должна спасти нашего ребенка. Я — твой господин, и это мой приказ. И он не обсуждается.

Омицу надулась, но промолчала.

— Ямомото-сан! — К Артему подбежал яма-буси по имени Абуэ. — Мы уходим.

— Давайте. Мы тоже отправляемся. Такамори! — Артем подошел к пожилому яма-буси, приобнял его за плечи. — Остаешься с женщинами, это приказ! Кто мне их потом, если все мы поляжем, доставит в безопасное место?

— А кто сражаться будет, господин?

Артем знал, что сейчас он крепко обидит старика. Но не было времени разводить долгие, пропитанные деликатностью уговоры.

— От тебя, однорукого, все равно будет не много толка в самурайской стычке. Это ж не бить исподтишка по болевым точкам. Короче, остаешься, это приказ! — Артем резко повернулся и зашагал, не оглядываясь, вперед, к своей лошади.

Три фигуры в черном скользнули по тропе в сторону ущелья Бомо и вскоре скрылись из глаз за ее поворотом. Остальные, ведя лошадей в поводу, двинулись следом. Женщины и Такамори с места не тронулись…

Вышагивая по тропе, Артем не в первый раз задумался о странностях многогранной японской натуры. Вот взять эту троицу яма-буси. Ведь никто их не неволит. Ну, казалось бы, предупредили, выполнили священный долг перед братством яма-буси и отошли в сторону. У них ведь тоже есть женщины и дети, к которым тоже бы неплохо вернуться живыми. Ан нет. Лезут в отчаянное предприятие с мизерными шансами на победу. Ну, скажем, со старым Кумазава более-менее понятно, вон как прилила кровь к его щекам, разгорелись глаза, как раздуваются ноздри от предвкушения славного боя. Старый самурай застоялся в тихом столичном стойле, для него ввязаться в сражение, как для старого артиста вернуться на арену — все равно чем закончится, лишь бы еще раз испытать то пьянящее чувство. У яма-буси другое. Тут долг перед братством, пусть и разрозненным, пусть живущим отдельными кланами. И этот долг перевешивает все прочие побудительные мотивы. А с яма-буси, выходит, сиккэн просчитался. Ну хоть в чем-то он просчитался, значит, и он может ошибаться…

Шедший первым, Артем остановился, вскинул руку. Как и описывал дзёнин Абуэ, тропа пошла на расширение, и вот за очередным поворотом открылся не очередной серо-коричневый склон, а просвет. Это и было ущелье Бомо, вершина которого алела от солнечного света, а сумрачные склоны были облеплены ватными клочьями утреннего тумана. Мост пока был не виден, чтобы его увидеть, надо еще чуть пройти вперед, чего пока делать не следует, лучше они останутся на месте и будут ждать.