— Приезжий, — бабка совсем не спрашивала. — А ну, подь сюды.
На секунду Сергею захотелось развернуться и ломануться к дому. Идиотизм какой-то, точно нервы уже ни к черту. Подойдя к забору, он улыбнулся бабке, хотя самому показалось, что лицо скорее перекосило. Старушенция окинула его придирчивым взглядом с ног до головы и еще больше поджала тонкие бескровные губы.
— Городской, — изрекла она так, словно присвоила ему высшую степень инвалидности, а потом вдруг соболезнующе, но при этом настолько искренне улыбнулась, что у Сергея аж сердце скакнуло от такой внезапной перемены.
— На, милок. Откушай молочка пАрного. Тока-тока с-под коровки. У мяня Бярезка-от дуже сладкое молочко дает.
— Что, простите? Какая березка?
— Да корову бабкину так зовут — Березкою. Ты, дядь, пей. Правда ведь вкусно.
Сергей с вымученной улыбкой взял глиняную кружку, протянутую ему через забор. Кружка была литра на пол, не меньше. Пузатая, с большой, но при этом неудобной ручкой, что так и норовила выскользнуть из пальцев. И тяжелая, зараза. А над кружкой колыхалась шапка крепкой белоснежной пены. Примерно такой, как подает его супер навороченная дорогущая итальянская кофе-машина, запрограммированная на изготовление классического капучино.
— А если бы оно с подвалу было бы, холодненькое, да с крошками… У-у-у, на завтрак такое ваще класс — лучше всяких музлей ихних городских. Еще вот с медком свежим хорошо идет, — важно, со знанием дела продолжил еще один персонаж внезапно обрушившейся на Сергея пасторали — стоявший за спиной бабки пацан лет шести: рыжий, конопатый, с шелушащимся носом малец, ловко держащий близнеца глиняного монстра и вку-у-усно свербающий из нее свою порцию "березкиного дуже сладкого". — Мы, кстати, скоро липовый качать будем, да, ба?
— Вишь ты шустрый какой. Через месяц тока качать будем. Йонсый околеваит тот липовый. Его там будет — тьху, с кошкин хер.
— Ба, ну опять ты… мамка услышит — заругает.
— Ой, морчи уж, заруганный поди весь. А ты пей, — грозно мотнула головой бабка, да еще и корявым пальцем пригрозила так, что загипнотизированный Сергей в несколько глотков опорожнил глиняный сосуд со свежевыдоенной амброзией, попахивающей… ну… скажем так, далеко не голландскими розами.
— Хорошо молочко-то? — опять посуровела бабулька, сверля его глазами так, что Сергей был уверен — не согласись он, и будет ему расстрел на месте.
— Хорошее, — послушно закивал он. — Очень вкусно, спасибо.
— Как звать-то?
— Сергей Ми… Сергей. — И чего он заикается?
— Надолго к нам, али так, здоровье поправить? — продолжила допрос соседка.
— М-хм, — выдал нечто неопределенное Сергей, подкрепив исчерпывающий ответ взмахом руки с кружкой.
— Ну понятно, — вынесла вердикт старушка и проворно выхватила предмет утвари, — Ты за молоком да творогом то обращайсси. Баб Надей меня кличут. Может, хоть на человека на нормальных харчах похож станешь.
Вот и разбери — пожалела или обругала.
— Э-э-эм-м, погодите. Сколько я за молоко-то должен? — спохватившись, крикнул вслед Сергей.
— Чай не ведро выхлебал, не обнищаем, — отмахнулась женщина. — Привыкли у себя со всякими маркетами за чайную ложку егуртОв всяких мульены выкидывать. Пробовала я ту отраву — тфу, упаси бог еще раз сподобиться.