Он жил себе и жил, не вспоминая ее, не задумываясь о прошлом, не мучаясь укорами совести.

И эта его неуязвимость — эта вопиющая божья несправедливость — унижала Иванну. Она следила за ним годы, и его цветущее самодовольное существование день за днем доказывало ей ее неважность, делало ее несущественной, раздавленной походя, как букашка или цветок.

Кто она такая, если, сломав ей судьбу, можно попросту не заметить этого?

Боль-ненависть-смерть медленно и последовательно разрушали все еще человеческую душу Иванны Карамазовой до тех пор, пока однажды ей не захотелось убить Иванну Карамазову, чтобы не чувствовать себя такой нелепой, поруганной и забытой Богом.

«Бог бросил меня за то, что я стала ведьмой!» — сознание греховности, сомнительности ее естества прорезалось вновь. Несмотря на все увещевания бабушки, она до сих пор не могла ответить: плохо или нормально быть ведьмой, Богом ли дана ей эта сила, хорошо ли, пытаясь помочь людям, вмешиваться в их судьбы? А если нет, то зачем рождаются на свет подобные ей?

Она перестала быть человеком, но так и не научилась гордиться своим ведьмачеством и, не будучи по сути ни тем ни другим, оказалась «нулем» между «плюс» и «минус» бесконечностью…

«А ничто и должно быть ничем!» — добивала себя она.

А потом подумала: «С какой стати мне убивать себя? Его!!!»

И под именем «Его» подразумевались одновременно и Господь, и Артем, с равным равнодушием забывшие о ее трагедии.

Сознательно убить Артема было равносильно убийству Бога в себе.

И, понимая это, она колебалась.

Образ Артемия Курникова был пропечатан в ее мозгу, как глубокое клеймо, столь явственно, что, захоти она навести на него проклятие, ей не было нужды ни искать его фото, ни лепить фигурку из воска.

Ведь и фигурка, и снимок — только зрительный символ, помогающий колдующему представить невидимую, разгуливающую на другом конце города цель, сосредоточить и направить на нее свою энергию, а игла — только символ твоего вторжения в его душу. Недаром зрелые ведьмы никогда не пользуются «игрушками», не произносят заклятий. Не пошевелив и пальцем, они вскрывают человеческое нутро одной целенаправленной мыслью.

— Но лишь великие ведьмы вершат это не задумываясь, — учила ее бабушка Ева. — То, что ты сделала с Людиным в состоянии аффекта, сродни поступку человека, который, вне себя от страха, не думая, перепрыгивает через высокий забор. Сильные эмоции удесятеряют силы. Но, придя в сознание, он сможет повторить свой прыжок только после длительных, изнуряющих тренировок Только годы спустя, выучив все заклинания и ритуалы и многократно опробовав их, ты сможешь высечь из себя столь же неумолимую силу, дающую тебе власть возрождать и убивать. Но вряд ли когда-нибудь ты достигнешь величия избранных…

— А что могут избранные?

— Важно не что, а как! Существуют ведьмы, которым достаточно посочувствовать больному, чтобы тот выздоровел, и достаточно осудить злодея, чтобы он был наказан. Оки карают и награждают столь же естественно, как мы дышим… Впрочем, это только легенды.

И все же Иванна слепила восковую фигурку Тёмы и его нынешней девушки Алены. Не потому, что была не уверена в своих силах, — она не собиралась оканчивать ритуал. Надеясь, что сам процесс — осознание, что она держит его в руках и способна сделать с ним все что угодно, — если не утолит, то хотя бы притупит, прикормит ее голодную месть.