— Знаю, что не съедите. Потому что он не останется.

Индеец поцыкал зубом.

— А капканов у вас нет?

— Капканов у нас нет.

Он глянул на мальчишек снизу вверх. Еще раз с длинным посвистом цыкнул зубом.

— Ладно, иди тогда. Сахару мне принеси.

— Хорошо. Кастрюлю можно забрать?

— Возьмешь, когда вернешься.

Когда вышли на коровью тропу, Билли обернулся к Бойду, тот поглядел назад, на костер среди деревьев. Луна над прерией горела ярко — хоть скот считай.

— Мы ведь не понесем ему кофе, правда же? — нарушил молчание Бойд.

— Еще чего!

— А как же насчет кастрюли?

— А никак.

— А если мама спросит?

— Просто скажи ей правду. Скажи, что я отдал ее индейцу. Что к дому приходил индеец и я ему отдал.

— Ладно. Но все равно мне заодно тоже достанется.

— Но мне-то ведь достанется больше!

— А ты возьми лучше скажи, что это я сделал.

— Еще чего.

Вот позади уже и выгон, потом ворота и тут же свет, полосами протянувшийся от окон дома.

— Перво-наперво не надо было вообще нам к нему ходить, — сказал Бойд.

Билли не отозвался.

— Или надо было?

— Нет.

— Тогда зачем мы…

— Не знаю.

С утра, еще перед рассветом, в их комнату вошел отец.

— Билли, — позвал он.

Старший брат сел в кровати и посмотрел на отца, который на фоне света из кухни обозначился силуэтом.

— С чего это у нас пес в коптильне заперт?

— А, это я его забыл выпустить.

— Ты его забыл выпустить?

— Да, сэр.

— А он-то с самого начала что там забыл?

Парнишка выскочил из постели ногами на холодный пол, потянулся за одеждой.

— Ну щас, щас пойду выпущу, — сказал он.

Отец постоял еще секунду в дверях, потом двинулся через кухню в коридор. Свет из открытой двери упал на Бойда; Билли стало видно, как тот спит, свернувшись калачиком в другой кровати. Он натянул штаны, отыскал на полу сапоги и вышел вон.

Когда он всех животных накормил и наносил воды, стало совсем светло, он поседлал Бёрда, прямо в деннике сел верхом и, выехав из конюшни, направился вниз по реке искать индейца или хотя бы посмотреть, там он еще или нет. За всадником по пятам увязался пес. Сперва через пастбище, потом вдоль реки, потом между деревьев. Набрав повод, остановился, посидел. Пес тоже дальше не пошел, стоял, подергивая носом вверх и вниз, нюхал воздух, собирал и воссоздавал про себя — картинку за картинкой — события вчерашнего вечера. Мальчик снова пустил коня вперед.

Там, где накануне останавливался индеец, на месте костра лежали черные холодные угли. Конь неспокойно переминался, вдруг пошел боком, а пес заходил кругами около кострища носом в землю, вздыбив шерсть на загривке.

Когда Билли возвратился в дом, у матери уже готов был завтрак, он повесил шляпу, приставил стул и стал накладывать в тарелку яичницу. Бойд уже вовсю наворачивал.

— А папа где? — спросил старший.

— Молитву не прочитал, а уже еду нюхать?! — возмутилась мать.

— Да, мэм, сейчас.

Он опустил голову, проговорил про себя слова молитвы, потом протянул руку, взял галету.

— Где папа?

— Папа прилег. Он поел уже.

— А когда он приехал?

— Часа два назад. Всю ночь провел в седле.

— Зачем?

— Думаю, чтобы скорей домой.

— А долго он спать будет?

— Ну-у… надо полагать, пока не проснется. Что-то вопросов у тебя сегодня больше, чем у Бойда.