— Я-то пройду. У меня багажа — я сам. А сзади — люди с вещами. Женщины с детьми…

— А ты что, Иисус Христос, что за всех заступаешься? — вступил в разговор второй парень, явно более нервный.

— Не-а, я простой морячок. А на перроне у меня братуха стоит. Он простой спецназовец. В Чечне тренировался. Но я думаю, мы и без него управимся.

— В Чечне, говоришь, тренировался? — завизжал вдруг более нервный. — Вот из-за таких братух мы здесь и колотимся!

И рванул было к морячку. Тот мигом принял боксерскую стойку.

— А-а, проводник, людей бьют! — пронзительно закричала тощая девица.

Лелька, встревоженная этим криком, распахнула глазищи.

— Мы где? — ухватила она Саню за рукав.

— На месте, старуха, на месте, — успокоил ее Саня, прикидывая, как уберечь подружку, если дело и впрямь дойдет до драки.

Тем временем один из парней, тот, что не участвовал в перепалке, закинул на полку последнюю коробку и уселся на свое место. Второй торопливо последовал его примеру.

— Слышь, служба! Освободи проход! Чего встал, людям не пройти! Ишь какие, им можно! — кричала толпа со свойственной ей непоследовательностью теперь уже на морячка-правозащитника.

Ошеломленный таким вероломством, морячок рухнул на первое подвернувшееся сиденье. Люди хлынули в освободившийся проход.

Тотчас вагон заполнился запахами потных тел, перебиваемыми ароматом жареных или вареных куриц — непременных спутниц дальних странствий бывшего советского народа. Через пять минут пассажиры уже сидели на местах, вещи были пристроены, курицы почти дождались своего часа…

— Хочу в туалет, — громко оповестила вагон Лелька, так и не понявшая, где они, собственно, находятся.

Публика добродушно рассмеялась.

— Заткнись, — прошипел ей Санек. Поезд тронулся. Тут же зашуршала со всех сторон бумага с завернутой в нее снедью. Народ принялся исступленно жевать. Санек с отвращением смотрел в окно, дожидаясь, когда же наконец откроют туалет. Но вовсе не Лелькины желания были причиной его нетерпения. Ей что, она свободна… А он, Санек, сидит без ширева.

Усатый проводник прошел наконец по проходу, позвякивая связкой ключей.

Санек встрепенулся.

— Лелька, бери сумку, пошли, — резко скомандовал он.

Лелька нехотя поднялась. Через минуту Саня уже защелкивал дверь туалета.

— Доставай, — приказал он, чувствуя, как поднимается внутри волна нетерпения и злобы — организм срочно требовал дозы. — Быстрей! Кумарит меня!

Лелька, уловив перемену настроения бойфренда, словно проснулась и суетливо полезла в сумочку. Кто-кто, а она знала, как страшен Санек во время ломки. Пока она возилась с сумкой, Санек спустил джинсы и трусы, извлек на свет божий самую интимную часть своего организма. Он кололся уже не первый год, и она, эта интимная часть, оставалась единственно пока еще доступной для иглы областью. Остальные вены были безнадежно тромбированы, изуродованы ежедневными инъекциями.

Зажав пальцами плоть, Санек дождался, когда обозначится и набухнет как следует синяя вена.

Лелька тем временем достала одноразовый шприц и маленький «пенициллиновый» флакончик с каким-то вязким веществом на дне. Присев на корточки, она ловко ввела иглу. Шприц начал наполняться густой темной кровью.