Их воспоминания о потере были еще слишком живыми, поэтому они боялись оторваться друг от друга.

Прошло несколько мгновений, показавшихся им вечностью. В течение этих минут чувство благодати заполнило их и компенсировало недавнее горе, которое пришлось пережить. И благословенное ощущение единения успокоило их самые худшие страхи. Челси взглянула на Синджина снизу вверх, подбородком касаясь его теплой кожи на груди, и произнесла те заветные слова, которые длинной и одинокой ночью были еще молитвой:

— Ты жив…

Лицо Челси расплылось в улыбке, хотя она чувствовала необходимость подтверждения своих слов, произнесенных неуверенно и с придыханием.

— Да, я жив, — мягко ответил Синджин, подумав про себя, что несколько часов назад это заявление было бы весьма и весьма сомнительным. Легко управляемая фелюга оказалась поистине даром Господним. — Теперь я должен жить правильно, — прошептал Синджин с едва заметной улыбкой. В голосе его явно чувствовались старые сардонически-насмешливые нотки, хотя в самые отчаянные и ужасные моменты его плена Синджину приходило в голову, что, возможно, он жил до этого не правильно, и рассерженный Господь требует наказания.

— Ты никогда туда не вернешься. — Челси была намерена держать его в своих объятиях вечно, в них он был в полной безопасности.

Синджин с улыбкой посмотрел на жену, возвращенную ему небесами, а точнее, вновь обретенную, учитывая его прошлую жизнь. И самый страшный и живучий демон испарился из его внутреннего мира.

— А может быть, лучше так: тебе не следует возвращаться туда. Ну, по крайней мере, до тех пор, пока не научишься как следует обращаться с кинжалом.

— Ты должен обещать мне, что больше не вернешься туда.

Быть может, Челси и не обладала храбростью Синджина или была более впечатлительна, особенно если происходило нечто сверхъестественное, но она переживала необъяснимый ужас оттого, что в Тунисе, Алжире или где-либо в другом месте обитания красивых и хороших лошадей ее счастье может быть в опасности и с легкостью отнято у нее каким-нибудь мелким военачальником. И поэтому, прижавшись еще крепче к мужу, Челси с вызовом заявила:

— Ты должен пообещать мне…

— Я обещаю, — рассеянно ответил Синджин, совершенно не настроенный спорить. Он наслаждался счастьем, охватившим его душу. — Я всецело в твоем распоряжении.

Его улыбка говорила Челси обо всем, предлагала все, что угодно.., все. Синджин редко спорил с женщинами, и особенно сейчас он не мог позволить себе несогласия. Сейчас, когда они едва пробились сквозь орду мамелюков, когда Господь сохранил ему жизнь, теперь, когда у него вновь было будущее.

— А теперь скажи, что ты меня любишь, — прошептал Синджин, — и после того, как мы выразим свое уважение и благодарность капитану… — Тут он слегка усмехнулся, чувствуя, что не так уж сильно и наказывают его демоны ада. — Я думаю, мне нужно отдохнуть. — Синджин оглянулся, словно высматривая указательные столбы в синем безбрежье моря. — Мы где-то в двадцати часах пути от Неаполя. Времени вполне достаточно.

— Достаточно, чтобы выспаться?