Всеми силами стараясь привлечь к себе внимание Синджина, она была принуждена играть весьма опасную роль «признанной красавицы», звонко смеяться, флиртовать, искрометно шутить; Челси приходилось танцевать с мужчинами, равнодушными к ней, и нести «светскую чушь» в таком количестве, что, в конце концов, она стала задумываться, осталась ли хоть одна здравая мысль в ее голове. Естественно, что после бесчисленных обедов, балов, праздников Челси чувствовала себя утомленной и раздраженной, люди казались ей мелкими, жалкими, а беседа — скучной, когда все реплики расписаны заранее и выучены наизусть. Челси обнаружила, что ее не интересовали любовные связи знакомых, в особенности если в сплетнях могло фигурировать имя ее мужа. В равной степени безразличны были и едкие комментарии по поводу тряпок, негласное соревнование причесок, политические сплетни. А этикет требовал, чтобы Челси съела «еще одну ягоду клубники, или побольше зеленого горошка, или еще одну меренгу с лимонным кремом». И Челси понимала, что еще немного, и она превратится в настоящую «леди высшего света», с отсутствием всякого вкуса, перенявшую словечко «крайне», одержимую костюмным кодексом и ветчиной Воксхолла.

Несмотря на все старания, муж Челси покидал ее.

Все усилия пропали даром. И вот теперь ей хотелось лишь плакать, плакать и плакать.

К вечеру, однако, слезы вдруг кончились, ее знаменитый здравый смысл, унаследованный от отца, вернулся. Чуть успокоившись, Челси подумала, что, быть может, Синджин вынужден был уехать. Возможно, его решение об отъезде не было вызвано антипатией к ней.

Может статься, ей следует жить хотя бы для того, чтобы в один прекрасный день улыбнуться, с удовольствием встретить восход солнца, прокатиться на Туне.

Челси прерывисто вздохнула, но на душе у нее стало легче.

Синджина не было целый день, его дворецкий упаковывал чемоданы в спальне. Челси пообедала в одиночестве, волнения ее потихоньку улеглись. Она надеялась, что Синджин все-таки вернется вечером и она сможет хотя бы попрощаться с ним. «Как взрослая светская дама», — улыбнулась про себя Челси. Ну, а если он не вернется сегодня вечером, она намеревалась лечь спать в его постели — с тем чтобы, по крайней мере, представить себе его присутствие. Одно дело — прагматично, трезво принять его уход, согласиться с тем, чтоб их брак — полнейшая неудача. Но совсем другое дело — просто перестать любить его. И здесь рассудок тонет во всепоглощающем бешеном желании.

И ничего плохого не случится, если она поспит в его постели, — ведь это не изменит его решения.

Самое худшее, что может произойти, — Синджин вернется и прогонит ее. Но все равно, более одинокой, чем сейчас, Челси не будет. Если же Синджин не вернется, она проведет одинокую ночь, воображая, что он с ней, рядом. Будет ощущать знакомый запах его туалетной воды на подушках, смотреть на все те мелочи, которые напоминают о его присутствии — туфли, арапник, акварели, изображающие лошадей, портреты Бо, книги, бутылки с любимыми напитками, — весь этот беспорядок, окружавший ее, напоминал о Синджине.