Людовик имел привычку подниматься рано, в шесть утра. К этому раннему часу в зале перед спальней собирались несколько приближенных, с тем чтобы иметь счастье лицезреть утренний туалет короля. Они присоединялись к целой процессии слуг и придворных, готовых помочь его величеству приветствовать наступление нового дня.

Разбуженный дворецким Магнусом, Джейми сонно выкарабкался из постели и стал одеваться, позевывая и чертыхаясь. Организм мой вел себя в эти часы прилично, и я наслаждалась восхитительным чувством умиротворения, которое нисходит на нашу душу при созерцании ближнего своего, вынужденного делать что-то неприятное, от чего судьба тебя освободила.

– Смотри держи ухо востро! – сквозь сон пробормотала я. – Чтобы потом все мне рассказал.

Буркнув что-то в знак согласия, он наклонился, поцеловал меня и вышел со свечой в руке проверить, как будут седлать его лошадь. Последнее, что я услышала перед тем, как снова погрузиться в сладкую дремоту, был голос Джейми, доносившийся снизу: в ночном прохладном воздухе он звучал удивительно громко и отчетливо. Муж прощался со своим лакеем.

Зная, что до Версаля путь неблизок, а также учитывая возможность – об этом, кстати, предупреждал Джаред, – что мужа могут пригласить на ланч, я не слишком волновалась, видя, что он не вернулся к полудню. Однако меня так и разбирало любопытство, и я с нарастающим нетерпением ждала его приезда. И дождалась как раз к чаю.

– Как прошел визит к королю? – спросила я, помогая Джейми снять камзол.

На нем были плотные перчатки из свиной кожи, обязательные при дворе, и ему никак не удавалось расстегнуть фигурные серебряные пуговицы, украшающие скользкий бархат.

– Ну вот, так-то лучше, – сказал он, с облегчением расправляя широкие плечи. Камзол был немного узковат в плечах, и, стягивая его, Джейми извивался, точно угорь. – Очень интересно, англичаночка, – ответил он, – по крайней мере первый час или около того.

Процессия, состоящая из знати и придворных, вошла в королевскую опочивальню, каждый нес свой церемониальный предмет – полотенце, бритву, чашу для полоскания, королевскую печать и так далее. Придворный, прислуживающий в спальных покоях, раздвинул тяжелые шторы на окне, затем балдахин над огромной королевской кроватью, и лик короля Людовика предстал любопытному взору восходящего солнца.

Короля приподняли и усадили на край кровати, где он сидел какое-то время, зевая и почесывая подбородок, пока слуги накидывали на королевские плечи шелковую мантию, тяжелую от золотого и серебряного шитья, потом, опустившись на колени, стащили с ног толстые чулки, в которых король спал, и вместо них натянули тончайшие шелковые и, наконец, надели на монаршью ступню мягкие шлепанцы с оторочкой из кроличьего меха.

Придворные по очереди подходили, падали на колени у ног своего властелина и, почтительно приветствуя его, спрашивали, как его величество изволил почивать.

– Не слишком хорошо, как я понял, – заметил Джейми. – Выглядел так, словно спал всего час или два и видел при этом дурные сны.

Однако, несмотря на покрасневшие заспанные глаза и отвисшие щеки, его величество любезно кивнул своим придворным, поднялся на ноги и раскланялся с почетными гостями, собравшимися в покоях. Ленивым взмахом руки он подозвал прислуживающего в спальных покоях. Тот подвел его к креслу, в которое король и уселся и, прикрыв глаза, наслаждался суетой вокруг него, а герцог Орлеанский подводил к нему по одному визитеров. Те падали на колени и бормотали слова приветствия. Официальные петиции подавались чуть позже, когда Людовик уже окончательно проснулся и мог выслушать их.