– Глупенький! – холодно парировала я. – Тебе прекрасно известно, что Аннабел Макраннох, например, фигурой в точности напоминает ручку от лопаты, в то время как я – нет.

– Да, ты нет… – согласился он, окидывая меня одобрительным взглядом. – И слава богу.

И он фамильярно похлопал меня ниже спины.

– Сегодня утром встречаюсь с Джаредом, на складе. Должны посмотреть с ним гроссбухи, потом он хочет представить меня некоторым своим клиентам. Ты не будешь скучать, а?

– Конечно, нет, – ответила я. – Осмотрю дом, познакомлюсь со слугами.

Вчера вечером, сразу по прибытии, я видела всех слуг разом, но поскольку мы обедали у себя в комнате, то, кроме лакея, подававшего к столу, и горничной, которая пришла рано утром поднять шторы, разжечь огонь в камине, а также вынести ночной горшок, ни с кем познакомиться не успела. Меня немного страшила мысль о том, что предстоит командовать целым штатом прислуги, но я успокоила себя, решив, что ничего страшного тут нет – ведь в больнице я довольно успешно отдавала распоряжения медсестрам и няням, а еще раньше, в тысяча девятьсот сорок третьем году, во Франции, сама служила медсестрой.

После ухода Джейми я решила привести себя в порядок, насколько это возможно, имея под рукой лишь расческу и воду – единственные доступные здесь предметы гигиены. Если Джаред действительно хочет, чтобы я давала званые обеды, следует всерьез задуматься о новом платье.

В боковом кармашке моей аптечки лежали высушенные веточки ивы, с помощью которых я чистила зубы. Я достала одну и принялась за дело, размышляя о превратностях судьбы, которая завела нас сюда.

Путь назад, в Шотландию, был нам заказан, а потому предстояло искать себе новое прибежище или в Европе, или же эмигрировав в Америку. Зная об отношении Джейми к морским путешествиям, я ничуть не удивлялась, что он с самого начала решил остановиться на Франции.

Фрэзеры всегда имели самые тесные связи с Францией; многие из них, подобно аббату Александру и Джареду, обосновались здесь, и редко кто возвращался позже на родину. Кроме того, как сказал мне Джейми, среди них было много якобитов – тех, кто последовал за своим королем в ссылку; все они жили теперь во Франции или Италии в ожидании его возвращения на престол.

– Об этом только и говорят, – сказал он мне, – но по большей части дома, а не в тавернах. Вот почему до сих пор нет никакого результата. Если бы такие разговоры начались в тавернах, это означало бы, что дело приняло серьезный оборот.

– Скажи, – спросила я Джейми, глядя, как он отряхивает пыль с одежды, – все шотландцы прирожденные политики или только ты?

Он рассмеялся, но тут же посерьезнел и, раскрыв дверцы огромного гардероба, повесил туда свой камзол. Он выглядел таким поношенным и жалким в этом пустом, просторном, пахнущем кедром пространстве.

– Вот что я скажу тебе, англичаночка. Пока не знаю. Но принадлежность к таким двум кланам, как Фрэзеры и Маккензи, не позволяет особенно выбирать. И потом, год жизни во Франции и два года службы в армии научили меня, что между тем, что сказано вслух, и тем, что имеется в виду, – большая разница. В наши времена я не один такой, в Шотландии нет ни одного помещика или батрака, который остался бы в стороне от этих событий.