×
Traktatov.net » Подборка Тамары Зибуновой » Читать онлайн
Страница 3 из 7 Настройки

... Посылаю вам одно из писем Воннегута и вырезку из энциклопедии - из чистого хвастовства. Кстати, передо мной в этой энциклопедии идет Довженко, и о нем написано куда меньше.

Короче, для меня лично эмиграция была единственным выходом, единственной дорогой к литературе. Человек я, видимо, поверхностный, и очень горжусь тем, что Чивер до смерти подарил мне книжку с надписью "Мастеру современной прозы".

Живем мы в дорогом /сравнительно/ районе, в худшей его части, я довольно много езжу... Мать моя отчасти помолодела, отчасти грустит, вернее, грустила, потому что теперь родился мальчик Коля /Николас/, и мать с ним возится. Ребенок толстый и веселый. Когда он родился, некий Андрей Седых, которого в действительности, разумеется, зовут Яков Моисеевич Цвибак, бывший секретарь Бунина и редактор старейшей русской газеты на

Западе, написал мне: "Надеюсь, ваш сын не вырастет журналистом, потому что бороться со следующим поколением Довлатовых я уже не в состоянии"...

Донат /Донат Мечик - отец С. Довлатова - прим./ живет в Нью-Йорке... Донату очень не хватает изысканного театрального общества, молодых барышень, Дома искусств и почета, согласиться же на спокойную старость в прекрасной квартире, у телевизора с книжкой /собственного сына/ в руках он не хочет.

Он печатается в местных газетах,...тем не менее, он ропщет и ругает Америку за жару и басурманский язык.

Сам я английского по-прежнему не знаю, читать еще как-то могу, но говорю очень плохо, лекции читаю по бумажке, а если со мной заговаривают неожиданно, то не понимаю абсолютно ничего.

* * *

Бродский напечатал очень смешную пьесу "Мрамор" из древнеримской жизни. Он живет достойно, опрятно и без шика. Я ему многим обязан. На одном литературном вечере Бродского спросили:

- Правда ли, что Вы послали первые рассказы Довлатова в американские журналы и таким образом помогли ему печататься?

Иосиф ответил:

- Я действительно послал рассказы Довлатова в "Нью-Йоркер", но я посылал туда еще двадцать авторов, а напечатали только Довлатова. Я могу, конечно, помочь ему печататься, но написать за него рассказы я не могу...

... Я был в очень хороших отношения с покойным Алексисом Раннитом, у меня есть десяток писем Раннита с множеством картинок. Раннит был замечательным, помимо всего прочего, каллиграфом.

* * *

... Недавно прочитал в мемуарах Эренбурга, что, вернувшись в Москву из Парижа, он хотел написать французским друзьям, но рвал все свои письма. Он говорит: " Мы жили в разных измерениях". Я Эренбурга очень хорошо понимаю. Ничего не возможно объяснить. Все, что я мог бы написать, требует подробных, рискованных объяснений. Я не могу объяснить, счастливы мы или несчастливы, богаты или бедны, почему я недоволен своим литературным положением, что меня угнетает в семейной жизни. Поэтому говорить можно либо о самом общем и главном, либо о пустяках. Главное заключается в том, что эмиграция - величайшее несчастье моей жизни, и в тоже время - единственный реальный выход, единственная возможность заниматься выбранным делом. При этом я до сих пор вижу во сне Щербаков переулок в Ленинграде или подвальный магазин на улице Рабчинского. От крайних форм депрессии меня предохраняет уверенность в том, что рано или поздно я вернусь домой, либо в качестве живого человека, либо в качестве живого писателя. Без этой уверенности я бы просто сошел с ума.