Когда он в очередной раз оказался наверху, то яхту уже не увидел. Погибла? Или скрылась из виду, опустившись между водяными валами? Вот язык не поворачивался называть их волнами. И вновь он ухнул вниз, чтобы через какое-то время взмыть вверх. На этот раз удалось рассмотреть «Русалку», как и он, оказавшуюся на гребне. Только теперь она была еще дальше. Значительно дальше.

Измайлов все же серьезно заболел на голову. В ней одновременно роятся совершенно противоречивые мысли. С одной стороны, отчаяние от того, что ему не достанет мастерства для запечатления увиденного. С другой – осознание необходимости избавиться от одежды, которая неизменно тянет его вниз.

Вот только раздеться не получается. Он все время борется со стихией, стараясь остаться на плаву. Даже для того, чтобы снять пиджак, придется на время прекратить борьбу и погрузиться под воду, чего делать категорически не хотелось. В памяти еще было свежо воспоминание, как ему не хватало воздуха в его отчаянном порыве вырваться из водной толщи на поверхность.

Борис понятия не имел, сколько прошло времени. Все силы уходили на то, чтобы удержаться на плаву. В голове уже не роились противоречивые мысли. В ней сейчас были только осознание необходимости не прекращать борьбу и надежда на то, что это все же не шторм и не буря, а именно шквал. Потому что он отличается как своей внезапностью и свирепостью, так и кратковременностью. Но то ли время для него растянулось в бесконечность, то ли шквал действительно затягивается.

Яхту он уже давно потерял из виду. Либо ее унесло совсем уж далеко, либо она все время скрывается за валами, либо… Эти люди, по сути, не сделали ему ничего плохого, горькой доли он им не желал, а потому старался об этом даже и не думать.

– Ваше благородие! – словно из далекого далека донеслось до Бориса.

Сознавая, что это непременно глюк, он все же начал вертеть головой, продолжая отчаянно сражаться со стихией. Ничего. Вокруг – только водяные валы, меж которых он в очередной раз провалился. Показалось? Немудрено.

Однако когда его вновь подняло над стихией, он увидел внизу человека, вцепившегося в спасательный круг и отчаянно машущего ему рукой. Прочь сомнения! У него словно крылья выросли. Вкладывая в этот рывок последние свои силы без остатка, он начал грести в сторону призывавшего его человека.

– Ну слава тебе, Господи. Я уж подумал, что не сыщу вас, – радостно улыбаясь, произнес Артем.

– В смысле не сыщешь? – схватившись за леер пробкового круга, спросил Борис.

– Ну так, когда волна схлынула, я оглянулся, а вас нет. Вижу, барахтаетесь за бортом, ну я круг сдернул и следом. Только когда в воде оказался, вас уж и не видно. Я и так, и эдак, не видать. А потом гляжу, на волну вас подняло. Ну я и к вам. А там опять потерял. Но Господь смилостивился.

– Артем, спасибо, конечно, но ты зачем в воду-то сигал?

– Как же. Я за вашу безопасность перед боярином Морозовым ответ держу.

– Какой боярин? Оглянись. Ты хоть понимаешь, что происходит? Мы же, скорее всего, погибнем.

– Может, и так, – флегматично пожал плечами он. – Да только присяга – она не для красного словца дается.