Не спалось за шторкой и Петру Федоровичу. И погодя, через вздох, тот подал голос:
— А хорош пол у нас вышел, Ляксан Григорич! А?
Зинаида не выдержала, прыснула. Залилась румянцем еще гуще. Засмеялся и Воронцов. Радостно вздохнул за шторкой и Петр Федорович.
— А Степаненковы как рады! — всплеснула руками Зинаида, стараясь увести глаза и мысли Воронцова на какую-нибудь другую тему. — Тятя, слышишь? Дядя Митя приказал соломы наносить. Застелили холщовым полотном и спят теперь вповалку. Вокруг печи!
— Ну так разве ж не радость?! После землянки! Скоро всем хаты отстроим.
— Как тут Анна Витальевна? — тихо спросил Воронцов Зинаиду.
— Обживается. Ничего, привыкнет. Алеша вначале спал с нею. А потом попросился туда, к ребятам. Они там, на печи, тоже теперь, как на соломе у Степаненковых. Колхоз!
Воронцов, когда зашел в дом, первым делом взглянул на спящих детей. Улита лежала с краю, разметав во сне голые ножонки. Рядом, уткнувшись в подушку, посапывал Алеша. А дальше по ранжиру лежали Колюшка, Федя и старший Прокопий. Воронцов поправил одеяло, укрыл дочь, потрогал льняные волосы. Сказал Зинаиде шепотом:
— Как воробьята.
— Точно-точно, — засмеялась она.
О том, что произошло в овраге в лесу между хутором и аэродромом, он не рассказал ни ночью, ни на следующий день. Только Анне Витальевне, которая за завтраком несколько раз вопросительно взглянула на него, он сказал:
— Георгий Алексеевич просил передать, что…
Она вся вытянулась навстречу.
— …что он любит вас и что он обязательно разыщет при первой же возможности. И еще: чтобы вы берегли сына.
Она молча кивнула и улыбнулась. Как будто большего и не ждала.
В полдень к дому подъехала повозка. Иванок привязал вожжи к скобе, вбитой в воротину, и постучал кнутовищем в окно:
— Сань! Ты собрался? А то уже пора!
На его нетерпеливый стук вышла Зинаида. Не затворяя за собой двери, позвала с крыльца:
— Зайди, Иванок! Молочка попей. В дорогу.
— Молочка-то в дорогу можно, — согласился он и внимательно посмотрел на Зинаиду, словно пытаясь увидеть в ней какую-то важную перемену, которая непременно должна была произойти. Но сколько он ни приглядывался, ничего такого не заметил.
Ее пьянил не только свободный полет. Нет, не только это. Запах сгоревшего пороха — вот что давало новые силы для полета и укрепляло уверенность в том, что ему не будет конца. Река, казалось, пахла не водорослями, не илом. Нет, она пахла порохом. И с каждым часом запах, исходивший от воды, становился все сильнее. Река, где сошлись в смертельной схватке лучшие солдаты противостоящих армий. Река не разделяла их, нет. Она соединяла неприятелей узами, о которых выжившие будут вспоминать до конца своих дней.
Глава двадцать первая
Новая рота, которой выпало командовать старшему лейтенанту Нелюбину, ничем особенным от предыдущих не отличалась. То, что во взводах простыми солдатами воевали капитаны и майоры, лишенные званий и наград за различные воинские преступления, его не смущало. О прошлом бойцов думать было некогда. Форма на всех точно такая же, какую носила его Седьмая стрелковая. Все приказания и распоряжения старших по званию и должности исполнялись тут же, и без заминок и пререканий. А это главное.