– Ну, фиг с тобой, прыгай сюда.
– Что? Прямо на кровать, что ли?
Дура включилась так легко и естественно, что Карина засомневалась: может, она и не выключалась вовсе?
Митька шумно выдохнул и даже головой покачал – сейчас, когда он сидел, его светлая, почти белая шевелюра прекрасно виднелась на фоне темной ночи.
– «Прямо» это будет в окно. На кровать бери чуть левее, – то ли сердито, то ли со смешком сказал он. – Ну, чего стоишь, как будто уже насмерть замерзла? Погреться же пришла.
Как легко и просто было прыгать Митьке на руки при встрече, забираться по нему, как по дереву, обнимать его, виснуть на нем. И как сложно почему-то оказалось подойти и улечься рядом на жесткий, хотя, честно говоря, не такой комкастый, как в ее комнате, матрас. Митька снова завозился.
– Я болван, но это я просто спросонок, – сообщил он и снова стащил с себя верхнюю часть комбинезона, – и ты тоже давай.
– Зачем еще? – с недосыпа или еще с чего-то, но смысл этого сакрального ритуала до нее не дошел.
– Затем, что во сне температура тела понижается, – терпеливо, но все же сердито пояснил Митька, – проснемся замерзшие, вот сто процентов гарантии. Надо будет быстренько размяться и надеть на себя что-то теплое. Чтобы размяться, хватит потянуться и руками пару раз махнуть. А где теплое возьмешь?
– Продолжай, продолжай, я пока не очень понимаю.
– Ты одежду собой нагреешь. Тридцать шесть и шесть, как ни крути. Будешь спать в комбезе – не почувствуешь этого, потому что воздух остудит ткань. А между тобой и матрасом одежда останется теплой.
– Ох, поняла. Тепловая система, урок физики. Я в самом деле туплю.
Карина поступила как Митька, благо футболка под комбезом у нее тоже присутствовала.
Разговоры о практическом выживании немного разрядили обстановку Поэтому когда Митька подгреб Карину к себе, как плюшевого мишку ей сразу стало уютно. Прямо как в стае гончих, когда даже вздремнуть удалось.
– Голову на меня, только чтобы волосы в нос не лезли, – буркнул друг.
– А ты чего опять злой? Сам же позвал в это свое личное пространство.
Она помотала головой, устраиваясь поудобнее. Лежать на Митьке оказалось лучше, чем на иной подушке. И удобнее, чем было, когда они мчались по тропе вместе с гончими. Очень уж ловко сочетались пластины мышц на его груди и впадинки между ними. Как будто специально под ее виски-затылок подгоняли. Кстати, ничего себе он раскачался в последнее время. Хотя чему удивляться? До всей этой свистопляски у него тренировок пять в неделю было, вот и нарастил панцирь. Карина осторожно извернулась и потыкала пальцем в грудь парня. А приятно… и пристроила было ладонь, собралась щекой улечься.
– Так, вот этого не надо, – Митька даже не бурчал, а тихонько рычал, – давай-ка без рук. А то вылетишь из моего личного пространства в свое, как миленькая.
– Мить, я… – Ее рука уже против воли погладила парня, просто чтобы пригасить эту злость. Но не помогло, даже наоборот. Митьку рвануло.
– Карин, думаешь, я не вижу? Как ты ко мне то жмешься, прямо под кожу лезешь, то отскакиваешь на три метра, а глаза при этом испуганные? Ты ведь толком не понимаешь, что это, а поговорить тебе не с кем. Это, балда ты моя инфантильная, называется «физиология», если чуть поточнее, то «влечение». Слово такое красивое, а внутри от него стыдно, да? И еще страшно, потому что это же неправильно-неправильно. Как будто кто-то проверяет, соответствуют наши чувства образцам или нет. Прикинь, между друзьями такое тоже происходит и гораздо чаще, чем ты представить можешь. Только ты сейчас еще Шепота с его полоумными выходками не пережила, не переревела. Поди, зарекаешься вообще на парней смотреть. А тут я! А мне… А я еще в лесу тебя поцеловать хотел, когда октокоптер и тропа, помнишь? И, клянусь, тебе бы понравилось. Да и сейчас тоже. Но. Я. Тебе. Не. Аспирин. Нефиг мной сопли-болячки после Шепота залечивать. Поэтому я сейчас в волка превращусь, а ты не вздумай! Ложись мне под бок и спи. А утром… забудем этот разговор навсегда, поняла?