Циффель. И прекрасно! Мы не обязаны выдавать на-гора продукцию. Значит, мы можем не ограничиваться изготовлением шляп или зажигалок. Мы вольны думать что хотим или, точнее, что можем. Наши мысли - это как даровое угощение. Кстати, не поймите меня превратно: ведь я не правительство и, следовательно, не могу извлечь из этого никакой пользы. В прошлый раз я вовсе не высказывался против мышления, хотя меня и можно было так понять; я из тех, кого доктор Геббельс называет интеллектуальными бестиями. Я только против такого общества, где человек обречен на гибель, если он не производит мыслительных операций гигантского масштаба, то есть против общества, отвечающего идеалу доктора Геббельса, который полностью решает всю проблему, вообще запрещая мышление.
Калле. Я не согласен с теми, кто Гитлера называет просто дураком. Получается, что если б он вдруг стал мыслить, то его бы уже и вовсе не было.
Циффель. В этом что-то есть. Заповедник для мышления, где запрещена охота на мысли, существует не только в гитлеровской Германии; вся разница в том, что там по колючей проволоке, которой обнесен этот заповедник, пропущен электрический ток. Весьма неразумно называть речь Гитлера, с которой он в тысяча девятьсот тридцать втором году выступил перед собранием рейнских промышленников, - глупой. По сравнению с этой речью статьи и речи наших либералов кажутся детским лепетом. Гитлер, тот по крайней мере знает, что без войны капитализма у него не будет. А либералы этого не знают. Возьмите, к примеру, немецкую литературу, которая после Карла Крауса погибла вместе с Манном и Мерингом.
Калле. Они все еще думают так: пусть мясник остается, только пусть издадут закон, который запретит ему резать скот.
Циффель. Вот где золотое дно для юмориста! Поставим вопрос так: "Как сохранить свободное соревнование и при этом избежать анархии?" Не ясно ли, что лучшим решением этой роковой проблемы являются картели? Вполне естественно, что попытки картелей установить мировой порядок ведут к мировым войнам. Войны - это не что иное, как попытки сохранить мир.
Калле. Вторая мировая война вспыхнула еще до того, как появился хоть один труд по истории первой.
Циффель. Здесь все дело в глаголе "вспыхнула". Им пользуются, преимущественно говоря об эпидемиях. Почему? Потому что считается так: никто в них не виноват и никто не может им помешать. Уже в наши дни употребление этого глагола применительно к голоду в Индии сбивает людей с толку, потому что этот голод просто устраивают спекулянты.
Калле. Глагол этот еще применяют в связи с любовью. Иногда он даже уместен. Но вот что было с женой моего приятеля: как-то она ехала в поезде с одним господином и, остановившись в отеле, из экономии сняла вместе с ним номер на двоих, а потом между ними вспыхнула любовь, - что она могла сделать? Впрочем, большинство супругов спят вместе, а любовь между ними так и не вспыхивает. Говорят, войны вспыхивают в том случае, если одно из государств - а в ряде случаев и его союзники - особенно воинственно настроено. Иначе говоря, если оно склонно применять насилие. И я часто задавал себе вопрос: а как же тогда быть с наводнением? Обычно реку называют "разрушительной силой", а русло с его живописными фашинами и бетонными сооружениями считается вполне мирным; когда река выходит из берегов и все кругом разрушает, она, естественно, и является виновницей бедствия, сколько бы она ни оправдывалась, что, дескать, в горах прошли сильные дожди, что вся вода устремилась в нее и что со старым руслом она уже не может мириться.