– Мне казалось, ты уже помнишь…

Слуховая галлюцинация тоже была приятной, особенно когда она перестала быть исключительно слуховой. Я тихонько застонала.

В дверь громко застучали.

– Таисия! – в голосе мамы звучало раздражение. – Ты там не утонула?

– Сейчас выхожу.

Полотенца не обнаружилось, я надела спортивный костюм на влажное тело. Я должна быть к чему-то готова? Я опять что-то забыла?

То, что память меня подводит, я догадалась довольно давно. Часто я узнавала какие-то предметы и людей, о встрече с которыми не помнила. Психиатры, к которым я обратилась втайне от родни, только разводили руками. Пришлось сражаться с проблемами в одиночку. Я исписывала десятки тетрадок обрывочными фразами, которые казались мне хоть сколько важными, короче всем, что только приходило мне в голову. Потом я заметила закономерность. Некоторые слова и фразы постоянно повторялись, именно их я решила сделать татуировками. Почему я выбрала древнеегипетский алфавит? В родительской библиотеке было много книг по этой теме. Мне показалось, что кириллица на коже смотрится более нелепо, чем египетские иероглифы, к тому же часть моих дневниковых записей и без того пестрела древними закорючками.

Я вышла в коридор, мама ждала меня у двери:

– Отец там, он хочет с тобой поговорить.

– Хорошо.

Алексей Берг сидел в одной из гостиных на уютном диванчике, на полу у стены стоял работающий телевизор. Папа смотрел международные новости. Диктор говорил на английском с мягким колониальным акцентом:

– …в трех с половиной милях от основного захоронения, разоренного двадцать лет назад черными археологами, обнаружена была зеркальная пирамида Итиеша, фараона, оставившего в нашей истории самые страшные следы. Золотые слитки и драгоценные украшения оцениваются…

Отец заметил меня и выключил телевизор.

– Это мы с Аристархом основную пирамиду раскопали, – устало сказал он.

– Итиеша? – Я присела на диван.

– Хотели. Конечно, зеркальную, но кто же знал, что она на три с половиной мили…

Он замолчал. Я с нежностью подумала, что он здорово сдал, волосы стали совсем седыми, носогубные складки оформились в глубокие морщины.

– Сергей сообщил нам сегодня, ты собралась уехать. Куда?

– Он разве не сказал? Университет…

– Тайка, – перебил меня отец. – Просто скажи правду.

– Я не знаю, пап, – вздохнула я. – Куда-нибудь. Только за Сережу замуж я даже под наркозом не пойду, и работа директора в «Яриле» мне не нравится. У меня постоянно чувство, что я не живу, а проживаю какое-то время для галочки. И постоянно кажется, что еще чуть-чуть и начнется настоящая жизнь.

– Прости, ребенок, – он взял меня за руку.

– За что?

– Мне нужно тебе раньше было обо всем рассказать. Но мне казалось, что не стоит ворошить, что все в порядке…

Он отпустил мою руку, подошел к подоконнику, на котором стола пузатая бутыль коньяка и два бокала, налил янтарной жидкости на донышко, отхлебнул.

– Помнишь, я говорил о странном человеке, который подарил тебе сердце?

– Конечно.

– Одним из условий передачи было то, что я сохраню примерно в течение двадцати лет некий предмет.

– Саркофаг? Я его видела, он у стены в лаборатории стоит.