Я вернулся к своему небольшому представлению.

— Это нетрудно, — говорю я. — Любой ребенок может предложить что-нибудь получше, чем мир в виде бойни и Бог с ножами в руках.

— За это придется платить, — предупреждает священник. — Создай свою теологию, и станешь непохожим на всех остальных…

— Так это не цена, —насмехаюсь я, —а награда! Кроме того, никто ведь на самом деле не верит в Бессильного Бога или Бога-Убийцу? Это будет легко.

Мой внутренний падре снисходительно улыбается в ответ и исчезает.

Дикки наблюдал, поглощенный моим лицедейством.

— Как только он исчезает, — сказал я, — я начинаю нервничать. Не был ли я чересчур несдержанным и эмоциональным во время этой вспышки? В течение следующих десяти лет, осторожно и спокойно, я вновь собрал все воедино, без всяких курсивов и восклицательных знаков. Понадобилось действительно очень много времени, но основание было заложено. Благодаря моему брату я вновь создал Бога. Теперь я хочу, Дикки, чтобы ты показал мне, в чем я неправ.

Он кивнул, изъявляя желание стать частичным творцом самодельной религии.

— Представь себе, что существует некий Всемогущий Бог, который видит смертных и их заботы на Земле, — медленно произнес я. Он кивнул.

— Тогда, Дикки, Бог должен нести ответственность за все катастрофы, трагедии, насилие и смерть, осаждающие человечество.

Он протестующе поднял руку.

— Бог не может нести ответственность только потому, что Он все это видит.

— Подумай хорошенько. Он всемогущ, то есть имеет власть остановить зло, если Он этого захочет. Но Он решает не делать этого. Позволяя злу существовать, Он тем самым становится его причиной.

Он задумался над этим.

— Может быть, — сказал он осторожно.

— Тогда, по определению, раз невинные люди продолжают страдать и умирать, всемогущий Бог не просто равнодушен. Он неописуемо жесток.

Дикки вновь поднял руку, теперь уже прося времени на размышление.

— Может быть…

— Ты не уверен, — сказал я.

— Все это звучит странно, но я не могу найти ошибки.

— И я тоже. Меняется ли для тебя мир при мысли о злом и жестоком Боге так же, как он меняется для меня?

— Продолжай, — сказал он.

— Дальше. Представь, что существует некий Вселюбящий Бог, который видит нужды и бедствия всех смертных.

— Это уже лучше.

Я кивнул.

— Тогда этот Бог должен скорбно созерцать угнетение и убийства невинных, гибнущих миллионами, в то время как они тщетно, век за веком, молят Его о помощи.

Он поднял руку.

— Сейчас ты скажешь, что раз невинные люди страдают и гибнут, то наш вселюбящий Бог не в силах нам помочь.

— Совершенно верно! Скажи, когда будешь готов к вопросу.

Он на минуту задумался над тем, о чем мы говорили. Затем кивнул.

— О'кей. Я готов к твоему вопросу.

— Какой Бог реален, Дикки? — спросил я. — Жестокий или бессильный?

Теперь он задумался уже надолго, потом засмеялся и тряхнул головой.

— Это не выбор! Я имею в виду: если приходится выбирать между Жестоким или Бессильным Богом, тогда зачем Он вообще нужен?

Глядя на него, я видел самого себя, каким я был много лет назад, решая ту же задачу.

— Выбора нет, — сказал я, — потому что ни один из них не существует.