Ты живешь не ради себя, а ради пользы и удовольствия других.

В мире существует множество наций и языков. Ты родился в лучшей нации, ее язык — лучший язык, ее политическая система — лучшая система, ее армия — лучшая армия. Ты должен подчиняться приказам своей страны, отданным с любого уровня ее власти, сражаться и умереть за свою нацию, чтобы сохранить за ней Номер Один.

Хорошие парни выигрывают, плохие — проигрывают.

— Но ведь умирают все, то есть даже хорошие люди в конце концов проигрывают?

Если хорошие люди умирают, то попадают в рай и чувствуют себя счастливыми.

— Но рай нельзя увидеть, а если его нельзя увидеть, то он, получается, нереален. Твои слова!

Рай —это ложь, чтобы скрыть, что смерть — это проигрыш. Верь лжи.

Справедливость — когда умирает плохой человек, трагедия — когда хороший, смерть — конец жизни.

Ответов не существует. Мир непознаваем. Ничто важное не имеет смысла.

— Как все это может быть истинным?

Все истинно. Это реальность.

— Конечно.

Не прошло и десяти часов с момента моего появления на этой планете, как я уже обезоружен, ключ, добытый ценой тысячи моих предыдущих жизней, погребен под мертвой свинцовой толщей безопасности, заключающейся в том, что известно каждому: жизнь — это досадная случайность, длящаяся, пока нам не удастся ускользнуть и умереть.

Мысль глубоко в подсознании:

Ну и дурака же я свалял! Ну почему я снова решился стать Джо Глупой Башкой, что я могу получить от этого бесконечного гипнотизма иллюзий, от забывания того, что на самом деле истинно? Я вырасту, как и любой другой ребенок на этой планете, проглатывая все, что предложит мне мир, и вскоре будет поздно что-либо вспоминать.

Помню ли я сейчас?

Зачем я вообще здесь появился?

Битва закончена. Дитя спит.

— То, что ты знал до рождения, не потеряно.

Его голос был мягок, как бриз здесь, на вершине холма.

— Оно только скрывается в тебе до минуты испытания, когда приходит время вспомнить. Я почти уверен, что при желании ты найдешь какой-нибудь необычный и смешной способ обнаружить это снова.

Я сидел рядом с ним на камне, упершись подбородком в колени, и пытался проникнуть в суть произошедшей с ним перемены.

Я посмотрел ему в глаза и потом почти целую минуту, не говоря ни слова, удивляясь, как я мог знать так много, когда был им. Я был неглупым парнем, это точно, но мне еще нужно было многое узнать. Я не был так умен.

И тогда я наконец понял — улитка, завершившая долгий-долгий путь.

Дикки обернулся и, не мигая, посмотрел мне в глаза, прочитал мои мысли, и в уголке его губ ужасно медленно начала появляться крошечная улыбка.

— Позволь мне угадать, —сказал я ему. — Ты все время знал, правда? Ты хотел, чтобы я все вспомнил не для тебя, а для себя. Все эти месяцы, каждая минута, проведенная с тобой, была испытанием.

Он не подтвердил мою догадку, но и не отверг.

— Пай?

Через какое-то время он едва заметно кивнул.

— Дональд Шимода?

Еще один кивок, с непроницаемым видом.

— Чайка Джонатан?

Все та же крохотная улыбка, почти неподвижный кивок, глаза неотрывно сосредоточены на мне.

Внезапно меня обожгла одна мысль, и я не смог удержаться от вопроса.