Я удовлетворенно оглядела комнату. Вряд ли такой разгром придется по душе демону-призраку. Я уже лежала на своей кровати и играла с Ионой, когда в саду заорал Чарльз:

— Это уж чересчур! — орал он. — Слышишь, чересчур!

— Что на сей раз? — Констанция подошла к кухонной двери; из глубины кухни дядя Джулиан сказал:

— Вели этому молодчику — пусть заткнется!

Я тут же выглянула: прибить гвоздь Чарльзу оказалось не по силам — молоток и доска на земле, а ступенька по-прежнему сломана; Чарльз шел от протоки и что-то нес; интересно, что?

— Ты представляешь! Я просто глазам своим не поверил! — Он подошел совсем близко, но продолжал орать. — Ты взгляни, Конни, ты только взгляни!

— Это Маркисино, — сказала Констанция.

— С какой стати Маркисино? Это же деньги!

— Да я помню, помню, — сказала Констанция. — Серебряные монеты. Я даже помню, когда она их закопала.

— Но здесь долларов двадцать или даже тридцать! Возмутительно!

— Она обожает закапывать.

Чарльз все орал и яростно размахивал шкатулкой с монетами. Вот бы уронил, представляю: Чарльз на четвереньках шарит по траве — мое серебро ищет.

— Это не ее деньги, — гремел он. — По какому праву она их прячет?!

И как его угораздило найти шкатулку? Наверно, они притягиваются — деньги к Чарльзу, а Чарльз деньгам, — притягиваются и вблизи, и вдали. А может, он методично перекапывает всю нашу землю в поисках сокровищ?

— Это чудовищно, — орал он. — Чудовищно! У нее нет никакого права!

— Да кому от этого хуже? — озадаченно спросила Констанция.

На кухне дядя Джулиан настойчиво требовал Констанцию и стучал кулаком об стол.

— А вдруг она еще где-то деньги зарыла? — Чарльз обвиняюще потрясал шкатулкой. — Вдруг эта чокнутая девица закопала сотни, тысячи долларов — да так, что ни тебе, ни мне не найти?!

— Она любит закапывать, — сказала Констанция. — Иду, дядя Джулиан.

Чарльз вошел на кухню следом за ней, нежно прижимая к себе шкатулку. Можно, конечно, закопать ее обратно — потом, когда он уедет, но все равно противно. Я вышла к лестнице и увидела сверху, как Чарльз направляется через прихожую в кабинет: он явно собирался засунуть мою шкатулку в папин сейф. Я тихонько сбежала по ступеням и — через кухню — на улицу. Констанция сказала:

— Глупышка Маркиска. — Она раскладывала пряное печенье ровными рядами — остывать.

Я задумалась: что сделать с Чарльзом? Может, превратить в муху и забросить пауку в паутину: пускай трепыхается, спутанный по рукам и ногам, пускай жужжит и умирает в мушином обличье; я стану желать ему смерти, и он непременно умрет. А может, привязать его к дереву навечно, чтобы тело вросло в ствол, а рот покрылся корой? Или закопать в землю вместо шкатулки? Монеты так надежно лежали там до его приезда; окажись Чарльз под землей, я с радостью пройдусь по нему, да еще и притопну вдобавок.

Он даже не потрудился закидать яму. Представляю: шел он, шел и вдруг заметил, что земля копаная; остановился, присмотрелся и принялся бешено рыть обеими руками, сердито озираясь, и наконец — задыхающийся, алчный, потрясенный — извлек мою шкатулку с монетами.