За спиной раздались крики и звук стычки. Пути не было ни назад, ни вперед.

– Что делать? – прошептала Аврелия.

– Оставаться на месте, – мрачно ответил Ганнон.

– А если нас увидят?

– Я защищу тебя.

Это прозвучало глупо, как он и думал. Он был не Ахилл, и его подруга тоже понимала это.

– Не хочу, чтобы меня взяли живьем.

– До этого не дойдет.

– Я знаю, как все может пойти. Обещай, что убьешь меня, если придется.

Ганнон вздрогнул под ее упорным взглядом. Хотелось возносить мольбы и проклятия богам, но вместо этого он прочел безмолвную молитву Танит, богине-матери, столь чтимой карфагенянами: «Пожалуйста, защити нас. Не заставляй меня зарезать женщину, которую люблю».

Аврелия больше не настаивала, и они стали ждать, пока не станет безопасно идти вперед или назад. Это ощущалось царством Гадеса на земле – с воплями женщин и смехом мужчин с одной стороны, и шумом убивающих друг друга солдат с другой. Не слышать этого было невозможно: обоим приходилось следить за концом переулка.

Ганнон надеялся, что дела могут пойти чуть лучше, когда схватка позади закончится. Он рассчитывал, что сиракузцы не одержат верх и что их командир не запомнил, куда они убежали. Первое известие пришло, когда в дальнем конце переулка показались трое сиракузских солдат. Они сразу же заметили его с Аврелией и с громкими криками бросились к ним.

Ганнону стало не по себе. Проклятье, все пропало! Если он будет сражаться, римляне впереди услышат. Если убежать из переулка, то увидят. Что хуже?

– Я посмотрела. За углом есть лавка, – прошипела Аврелия. – Не думаю, что в ней кто-то есть.

– Тогда туда! – ответил карфагенянин.

Трое сиракузцев были в тридцати шагах.

– Погоди. На пути легионеры.

Спокойствие Аврелии ошеломило его, но он подчинился.

Через шесть ударов сердца, которые показались шестьюстами, она схватила его за руку. Пригнувшись они нырнули за угол, женщина шла впереди. Ганнон не стал смотреть, что находилось за распахнутой дверью в лавку. Если их увидят, это станет ясно. Однако в ушах не раздалось никаких криков, когда они проскользнули внутрь и захлопнули дверь. Похоже, они попали в аптеку – сильно пахло ароматными травами и прочими снадобьями. На прилавке заметное место занимали две больших ступы с пестами, а полки на стенах были уставлены горшками и маленькими склянками. Ганнон осмотрел помещение, но ничего не увидел, чем бы можно было забаррикадировать дверь. С колотящимся сердцем он прислонился к ней и прижал ухо к доскам. Аврелия смотрела на него со страхом на лице.

– Куда они делись? – прокричал кто-то по-гречески.

– Заткнись, – проворчал второй голос.

– Почему?

– Эй, Юлий, тебе лучше закончить поскорее! – проревел кто-то по-латински. – У нас тут завелась компания. Несколько сиракузских шлюхиных сынов пришли спасать свою подругу.

– Дерьмо! Назад! – прокричал первый грек, и Ганнон приободрился.

Снаружи царила сумятица, сиракузцы убежали, а легионеры схватили оружие и пустились за ними. Когда звуки схватки в переулке затихли, Ганнон рискнул выглянуть наружу. Все легионеры как будто ушли, кроме одного, чья задница дергалась вверх-вниз между ногами какой-то женщины.