Его собственная одежда была бурой, как тундра, как олени, на которых охотился он и его народ, как шатры, в которых они жили.

Он вздохнул, но все же этот вздох молодого человека выражал не сожаление о том, что было утрачено, а скорее согласие с тем путем, которым он шел сейчас, дорогой своих предков. В нем была простая красота, должен был признать Киерстаад, а также жесткость, которая закаляла тело и душу. Он был молод, но мудр не по годам. Говорили, что это семейная черта, ибо отец Киерстаада, Рэвйяк, возглавлял объединенные племена после ухода Вульфгара. Спокойный и всегда сдержанный, Рэвйяк не ушел из Долины Ледяного Ветра на войну в Мифрил Халл, объяснив, что он слишком стар и закоренел в своих привычках. Рэвйяк остался с большинством народа варваров, укрепляя союз между кочевыми племенами и развивая связи с жителями Десяти Городов.

Рэвйяка не удивило, но порадовало возвращение Берктгара, Киерстаада — его самого младшего сына — и всех остальных. И все же это возвращение принесло с собой много вопросов в отношении будущего кочевых племен и того, кто же возглавит народ варваров.

— Снова кровь? — долетел до него вопрос, который вывел юношу из раздумья. Киерстаад обернулся и увидел остальных охотников, среди которых был и Берктгар, приближающихся к нему.

Киерстаад кивнул и указал на красное пятно на бурой земле. Берктгар пронзил копьем оленя — это был прекрасный бросок с огромного расстояния, — но не убил, а лишь ранил животное, которое бросилось бежать. Охотники погнались за ним. Кочевники всегда отличались рациональностью, в особенности в том, что касалось оленей, которые давали им многое. Они ни за что не оставили бы раненое животное, не дали бы ему умереть зря. По словам Берктгара, это было свойственно лишь людям, склонным к расточительству, — тем, которые жили в Десяти Городах или к югу от Гребня Мира.

Берктгар вплотную подошел к юноше, стоявшему на коленях.

— Мы должны поскорее нагнать оленя. Если он слишком приблизится к долине, его украдут дворфы, — сказал великий вождь, устремив свой взгляд на далекую Пирамиду Кельвина.

Несколько человек согласно кивнули, и группа охотников тронулась в путь быстрым шагом. Киерстаад теперь тащился позади, как бы сгибаясь под грузом слов вождя. С тех пор как они ушли из Сэттлстоуна, Берктгар всегда плохо отзывался о дворфах, о народе, который был их другом и союзником, народе Бренора, сражавшемся в благородной войне рядом с варварами. Как же быть с речами, произнесенными в честь победы? Самым ярким его воспоминанием о той паре лет в Сэттлстоуне была не война с дроу, а празднование победы, это время великого братства дворфов, любознательного свирфа и воинов из нескольких окружающих деревень, присоединившихся к ним.

Почему же все так драматично изменилось? Не прошло и недели, как они вышли из Сэттлстоуна, и история жизни в нем варваров начала меняться. Больше не говорили о хороших временах, вместо этого речь шла о трагедии и невзгодах, о том, как варваров унижали черной работой, что не подобало ни Племени Лося, ни Племени Медведя. Такие разговоры шли, когда они обходили Гребень Мира и на всем обратном пути в Долину Ледяного Ветра, а затем постепенно прекратились.