— А теперь расскажите мне, что все это значит, — попросил Тиррел.
— Продолжай, папа, — отозвалась девушка. — Что именно?
— Уилер, — обратился судья к молодому человеку, не переставая строгать палку, — это правда, что Джин совсем ошалела и сваляла дурака?
Когда судья возвращался домой, он снимал строгий деловой костюм, а вместе с ним оставлял в стороне изысканные манеры, вежливую речь и переходил на простой, понятный всем язык.
Уилер резко вскинул голову:
— Конечно нет. Джиния просто не могла.
— Не могла что? — попытался уточнить Тиррел.
— Не могла… э-э-э… не могла свалять дурака, — запинаясь, пробормотал Бент.
— Разве? — удивился старик.
— Она ваша дочь, сэр, — напомнил молодой человек.
— Уилер! — произнес судья. — Большую часть моей жизни я валял дурака, а когда был в ее возрасте, то похлеще идиота трудно было сыскать. Стоило проехать немало миль, чтобы на меня посмотреть. Сколько раз я оказывался в дураках! — Он покачал царственной головой, продолжая строгать палочку.
Последовало непродолжительное молчание. Слышалось только журчание ручья.
Девушка сидела, уперев локоть в колено и подпирая ладонью загорелый подбородок. Чуть повернув голову, она перевела взгляд с молодого человека на отца. Огромная ель издавала тонкий хвойный аромат, а пробивающиеся сквозь разлапистые ветви солнечные лучи освещали ее лицо.
— У тебя есть повод для возмущения по поводу происшедшего в Тауэр-Крик, Уилер? — нарушил тишину Тиррел. — Ты можешь в чем-нибудь упрекнуть Джин?
Молодой человек еще резче вскинул голову. Он хотел, чтобы его помнили именно таким. Поскольку ему выпал шанс проявить все свое благородство, желал полностью им воспользоваться.
— Нет, сэр, — ответил Уилер. — Конечно же мне не в чем упрекнуть Джин!
Судья поднял глаза от палочки и несколько секунд не отрываясь смотрел на Бента.
— Так, так, так, — произнес он. — Не думал, что дело обстоит так плохо. Неужели она вела себя настолько скверно, что ее друзья вынуждены лгать? Джин, встань!
— Предпочитаю слушать сидя, — отозвалась дочь.
— Ты юная бездельница, — заявил отец, с удовольствием снимая с обстругиваемой им палочки тонкую прозрачную стружку в пол-ярда длиной. — Ты, Джин, — ленивое, беспечное, испорченное существо.
— Меня следует пожалеть, — возразила девушка. — Меня избаловали. Детей надо жалеть. Я читала об этом в какой-то книжке.
— Их надо шлепать, а не жалеть, — проворчал Тиррел и неожиданно посмотрел на Бента. — Мне понравилось, как ты себя вел, Уилер. И понравилось то, что ты сказал. Я боялся, что ты можешь оказаться мелочным, но рад, что не таишь ни на кого злобы после Тауэр-Крик. Будь добр, пойди в дом и разожги огонь. Вечер будет прохладным.
Держась очень прямо, молодой человек направился к дому. Душа его пела и ликовала от радости.
— Теперь моя очередь, — сказала Джиния, поудобнее облокотившись на корень дерева.
— Расскажи, — предложил отец.
— Зачем? Ты и так знаешь. Ты все знаешь. Так было всегда!
— Думаешь, я за тобой шпионю? — усмехнулся он.
— Боже милостивый! Конечно же нет!
— Спасибо, Джин, — спокойно отреагировал судья. — Но рядом с богатым человеком всегда толпятся прихлебатели и рассказывают ему обо всем в надежде завоевать его расположение. Тебе известно, Джин, что я богат?