Старший лейтенант Горелик бросился к окну и закричал истошным голосом:

— Он из соседней квартиры по доске прошел! Это другой подъезд! Поэтому мы его и пропустили!

Никина квартира снова наполнилась народом. Горелик и шофер Митя со скоростью звука бросились вниз по лестнице.

Ирина поила Нику водой из-под крана, но успокаивала всех сама Ника, приговаривая: «Вы не беспокойтесь, я действовала в пределах необходимой обороны. Так ведь, Константин Дмитрия?».

Полковник Романова с прокурором-криминалистом Моисеевым заняли оборону в дверях и не пускали в квартиру Шахова, который держал на руках Кешку.

У стены стоял Меркулов и отрешенным взглядом смотрел на Нику. Нет. Не на Нику. Он смотрел на ожерелье, у которого был сломан золотой листочек, а в орнаменте сверкала латинская буква «N»...

Когда оцепенение прошло, Меркулов протянул руку к телефону и набрал нужный номер:

— Говорит Меркулов из прокуратуры федерации. Срочно направьте дежурную следственно-оперативную группу по месту совершения убийства. Диктую адрес...

Меркулов положил трубку и не терпящим возражений тоном сказал, обращаясь сразу ко всем:

— Ирина забирает Кешу, и Горелик везет их ко мне домой. Виктору Степановичу придется задержаться, также и тебе, Семен. Шура, дождись бригаду и сразу езжай на Петровку...

— Ну почему мы никуда не едем? — оглашал Кеша криком подъезд.— Почему вы нас с дядей Витей никуда не пускаете, тетя Шура и ты дедушка Семен!

Ника подошла к двери, взяла сына у Шахова, сказала еле слышно:

— Маленький мой, ты сейчас поедешь с Ирой в одно место, я туда скоро приеду.

Ура! Ира мне разрешает дудеть!

Ника поцеловала его и снова сказала очень тихо:

— Господи, какой же ты у меня глупенький...

Прибежали Горелик и Митя: в квартире в соседнем подъезде они нашли инвалида с кляпом во рту, привязанного к своей коляске.

— Дядя Толя! Вези нас скорее в одно место! С Ирой! Я вам буду играть на трубе!

Ника отрешенным взглядом следила, как закрывались автоматические двери лифта, не слышала, как ее о чем-то спрашивал Меркулов. Когда поняла — тронула красивое ожерелье, ответила задумчиво:

— Виктор Степанович всю жизнь ждал меня, это залог нашего будущего.

Она не заметила, как подошел Шахов, почувствовала его руки у себя на плечах.

— Константин Дмитриевич, это ожерелье досталось мне при весьма тягостных обстоятельствах, очень много лет назад. У меня такое впечатление, что вы им очень заинтересовались. Почему?

Меркулов достал из нагрудного кармана фотографию:

— Это моя мать. Она была убита... тоже много лет назад... из-за этого ожерелья.

У Шахова кровь отлила от лица, обнажился шрам на щеке.

— Константин Дмитриевич... Это невозможно...

С улицы послышались сирены милицейских машин.

— ...Это невозможно... Я должен... обязан дать вам объяснения. Когда все это — все это будет закончено.

Следственно-оперативная группа приступила к осмотру. Дежурный следователь потерял дар речи, обнаружив среди свидетелей начальника московского уголовного розыска, двух прокуроров — из республиканской и московской прокуратур — и союзного министра. С самого начала стало ясно, что расследование убийства бежавшего из мест заключения Транина будет проведено максимально объективно и не повлечет за собой никаких юридических последствий для Вероники Славиной.