Если в шаманской медицине болезнь приписывается заблудшей, украденной или каким-то иным способом отделенной от тела душе, то процесс ее лечения направлен на то, чтобы найти эту душу и «заставить ее вернуться на свое место в теле пациента». Согласно Элиаде, только шаман может «видеть» духов и знает, как их заговаривать. «Только он может определить то, что душа улетела, и только он в состоянии в экстазе овладеть ею и вернуть ее назад в тело». Практически во всех случаях «возврата души», описанных Элиаде, шаманы исцеляют своих пациентов путем проникновения в их духовную сферу. Он рассказывает о том, как толеутский шаман призывает душу больного ребенка вернуться: «Вернись в свою страну, к своему народу…в юрту, к яркому огню!.. Вернись к своему отцу… к своей матери…»[8].

В этом незамысловатом стихотворении отражен ключевой момент исцеления травмы. Для того чтобы уговорить дух вернуться в травмированное тело, необходима крепкая поддержка друзей, родственников, семьи или других людей из племени. Это событие часто ритуализируется и переживается как всеобщий праздник. Шаманизм признает тот факт, что глубокая взаимосвязанность, поддержка и социальная общность являются необходимыми условиями для исцеления травмы. Каждый из нас должен взять на себя ответственность за исцеление своих травматических повреждений. Мы должны сделать это для себя, для своей семьи и для общества в целом. Признавая нашу потребность во взаимосвязи друг с другом, мы должны призвать наше окружение принять участие в этом процессе исцеления и оказать нам необходимую поддержку.

Врачи и те, кто работает с душевнобольными людьми, на сегодняшний день не говорят о возвращении заблудших душ, однако они сталкиваются со сходной задачей — восстановить целостность организма, которая была утеряна при травме. Шаманские процедуры и методы лечат травму через воссоединение потерянной души и тела, в присутствии всего сообщества. Нашему технологическому разуму подобный подход кажется чуждым. Тем не менее, эти процедуры приносят успех, когда общепринятые западные методы не действуют. Из этого я заключаю, что многие важные аспекты шаманской практики ценны в определенном отношении. Имея дело с травмой, мы многому можем научиться из того, как эти люди, следующие своим традициям, проводят лечение. После землетрясения в Лос-Анджелесе, случившегося в 1994 году, именно те семьи (чаще всего — из стран третьего мира), которые жили, ели и играли вместе, лучше пережили эту трагедию, чем множество семей среднего класса. Те, кто остался в одиночестве — кто навязчиво проигрывал у себя в памяти картины трагедии, слушал интервью с геологами, которые говорили, что «самое ужасное еще впереди» — были гораздо больше подвержены травматическим воздействиям, чем те, кто поддерживал друг друга в едином сообществе.

Некоторые из моих коллег, живущих в Лос-Анджелесе, рассказали мне, что их декоративные карпы (большие золотые рыбки), живущие у них в пруду, перед самым землетрясением собрались в плотные группы. Они оставались в таком положении еще несколько часов после того, как все закончилось. Ненси Харви, эколог-консультант в «Парке дикой природы» города Сан-Диего, рассказала мне историю, похожую на эту. Я спросил ее, проявлялись ли у животных симптомы, подобные травматическим, после ужасного пожара в южной части Калифорнии, который выжег все вплоть до самой границы места обитания антилоп. Она ответила мне, что нет, и описала любопытное поведение антилоп-импала и других популяций антилоп, которые собирались в группы вдали от ограды и оставались вместе до тех пор, пока пожар не был ликвидирован.