Но этот сюжет не имеет отношения к нашей истории, которая завершается тем, что мисс Балстроуд явилась на встречу, назначенную в понедельник мистером Джоуэтом «мисс Монтгомери», и тем обеспечила рекламу Мраморного Мыла на обороте журнала «Хорошее настроение». На целых полгода и за двадцать пять фунтов в неделю.

Уильям Клодд утер лоб, отложил отвертку и, отступив на шаг, с видимым удовольствием оглядел результат своих трудов.

— Ну прямо-таки книжный шкаф! — сказал себе Уильям Клодд. — Можно хоть полчаса в этой комнате проторчать, все равно ни за что не догадаешься, что это вовсе не книжный шкаф.

А сотворил Уильям Клодд следующее: он составил по своему собственному проекту некую конструкцию как бы из четырех полок, уставленных творениями, предполагавшими концентрацию мысли и эрудиции. На самом деле это был не книжный шкаф, а простые доски, вместо же настоящих книг — одни корешки томов, содержимое которых уже давно проследовало в переработку на бумажную фабрику. Этот искусный камуфляж Уильям Клодд соорудил при помощи отвертки поверх небольшого пианино, стоящего в углу редакторского помещения «Хорошего настроения». Несколько настоящих книг, сложенных стопкой на крышке пианино, способствовали ощущению подлинности картины. Как справедливо заметил Уильям Клодд, случайный посетитель вполне мог бы обмануться.

— Если оказаться в комнате в тот момент, когда она разучивает свои гаммы, обман живо рассеется! — заметил редактор «Хорошего настроения», некий Питер Хоуп. Слова его прозвучали с горечью.

— Вы же не вечно здесь торчите, — сказал Клодд. — А она часами бывает дома одна. Чем ей еще заняться? Кроме того, вы скоро к этому привыкнете.

— Насколько я могу заметить, вы привыкнуть и не пытаетесь! — рявкнул Питер Хоуп. — Стоит ей сесть за пианино, как вас уж и след простыл!

— Один мой приятель, — продолжал Уильям Клодд. — семь лет проработал в конторе, располагавшейся над лавкой, торговавшей пианино, и когда лавка закрылась, у него чуть не погорело все его предприятие: он так к ней привык, что без этих звуков просто не мог работать.

— Почему бы ему не перейти сюда? — осведомился Питер Хоуп. — Второй этаж над нами не занят.

— Невозможно, — пояснил Уильям Клодд. — Он скончался.

— Вполне объяснимо, — заметил Питер Хоуп.

— В эту лавочку заходили те, кто хотел поупражняться в игре на пианино за шесть пенсов в час, и приятелю это очень нравилось, он утверждал, что это создает радостный фон для его мыслительной работы. К чему только не привыкает человек!

— Но для чего все это! — воскликнул Питер Хоуп

— Для чего! — с презрением повторил Уильям Клодд. — Всякая девушка должна уметь играть на фортепьяно. Разве это не приятно, если любимый человек попросит ее сыграть для него что-нибудь и...

— Надеюсь, вы не собираетесь открывать брачное агентство? — презрительно бросил Питер Хоуп. — Вам бы только все про любовь, женитьбу, больше ни о чем и думать не желаете!

— Когда у вас на глазах подрастает молодая девица...

— Только не у вас, а у меня! — перебил его Питер. — Вот что я все время и пытаюсь вам втолковать. Это у меня на глазах она подрастает! И, говоря между нами, я бы просил вас в эти дела не вмешиваться.