— Единственная? — спросил с видом многоопытного отца Гриндли.

— Да, она у меня единственная, — ответил Соломон уже менее пессимистически.

С помощью младшего Гриндли мисс Эпплярд переместилась в сидячее положение. Гриндли-младший продолжал оказывать ей знаки внимания, особо приятные из которых были встречены явным удовольствием со стороны леди.

— Как славно они вдвоем смотрятся, а? — шепнул Езекия своему приятелю.

— Никогда не видал, чтоб она с кем-то еще так играла, — заметил Соломон также шепотом.

Неподалеку часы на церковной башне пробили двенадцать. Соломон Эпплярд поднялся, вытряхивая пепел из трубки.

— А почему бы нам как-нибудь не пообщаться подольше? — вопросительно сказал Гриндли, пожимая приятелю руку.

— Загляни к нам как-нибудь в воскресенье, — предложил Соломон. — И наследника с собой прихвати.

Соломон Эпплярд и Езекия Гриндли пришли в этот мир почти одновременно, с разрывом в пару месяцев, лет тридцать пять тому назад. И жили в паре сотен ярдов друг от друга: Соломон — в доме издателя и книготорговца на восточной стороне Хай-стрит небольшого городка Йоркшир; Езекия — в доме бакалейщика напротив, по западной стороне той же улицы. Оба женились на фермерских дочках. Природная склонность Соломона к веселью была подправлена судьбой путем соединения его с избранницей, наделенной йоркширским практицизмом; и именно этот практицизм влечет за собой все остальное, что ведет скорее к успеху в делах, чем к счастью в личной жизни. При прочих равных Езекия мог бы сделаться соперником Соломона в претензиях на надежную и спасительную руку Джанет, если бы добродушная хохотушка Энни Глоссоп — надо полагать, подталкиваемая Судьбой к моральному благоденствию, — не влюбилась вдруг в него. Езекия ни минуты не колебался, выбирая между достоинствами Джанет и тремя сотнями золотых соверенов приданого Энни. Золотые монеты являлись фактом значительным; что же до ценных качеств супруги, то всякий серьезный и волевой муж способен их развить, во всяком случае, сумеет покончить с женским легкомыслием. Оба они, Езекия, влекомый своим тщеславием, Соломон — тщеславием своей жены, с разницей в один год перебрались в Лондон. Езекия открыл бакалейную лавку в Кенсингтоне, районе, от которого многие знающие его люди отговаривали как от места безнадежного. Однако Езекия обладал инстинктом человека, умеющего делать деньги. Соломон, оглядевшись немного, присмотрел себе просторный и солидный дом в Невиллс-Корт в качестве многообещающей основы для издательского дела.

Это было десять лет тому назад. Оба приятеля, отказывая себе в удовольствиях, поглощенные своими трудами, редко виделись друг с другом. Беспечная Энни родила своему суровому супругу двух деток, которые не задержались на этом свете. Натаниэл Джордж, которому повезло дождаться своей очереди и появиться на свет номером третьим, выжил и, счастливым образом унаследовав характер матери, как солнечный лучик, озарил верхние комнаты над лавкой на Хай-стрит в Кенсингтоне. Сделавшаяся болезненной и раздражительной, миссис Гриндли обрела покой после своих трудов.