Никто не поддавался им с большим собственной ошибки.

увлечением, никто не высказывал их

так громко, как я. Когда несчастный

отец пришел ко мне, чтобы вверить

мне защиту его сына, я позволил

себе сказать ему слова, о которых

теперь вспоминаю с горьким

сожалением; я хотел бы надеяться,

что он простил их мне.

"Мне,– восклицал я,– мне Sermocinatio: оратор, как актер,

защищать вашего сына? Нет, нет! Его повторяет слова, сказанные им в

поступок отвратителен. Мое другое время и при другой

пламенное желание, и я говорил с обстановке.

гневом, было бы стать его

обвинителем, защитником

оскорбленных, и я считал бы

счастливым тот день, когда добился

бы обвинения вашего сына".

Да, я говорил это! Exclamatio *(188)

Непристойные, жестокие слова!

Но после долгих споров и Antithesis *(189) : я не имел права

просьб я понял, господа присяжные оттолкнуть, я должен был выслушать.

заседатели, что не имел права

оттолкнуть от себя человека,

преданного суду, не выслушав его;

что долг, долг адвоката, обязывал

меня выслушать его прежде, чем

осуждать.

Я подчинился этому долгу и, Divisio *(190) : узнал, разобрал, взвесил;

узнав все, разобрав все и все Disjunctio *(191) : долг перед отцом и

взвесив, теперь приступаю к сыном, долг перед судом и

исполнению другого долга перед обществом;

вами, перед обществом.

Я защищаю человека, Distributio *(192) : семья преследует,

несправедливо преследуемого ослепленные осудили.

могущест-венной семьей,

несправедливо осужденного слепыми

страстями.

И я обращаюсь к вам, господа. Apostrophe *(193) .

Пусть не смущает вас ужас Distributio.

преступления, пусть не утомляет вас Exhortatio *(194) .

долгое следствие, пусть отстранятся

от вашего высокого места те

предубеждения, которые окружали вас

в среде здешнего общества!

Нельзя сказать, чтобы риторика не была заметна в этом отрывке; но и при чтении она бледнеет перед яркой, до болезненного главной мыслью: я жестоко ошибался – боюсь, чтобы еще более жестоко, ужасно не ошиблись вы. На суде, после нескольких дней напряженной борьбы, после страстных речей прокурора и гражданского истца присяжные, истомленные усталостью и продолжительным нервным возбуждением, и вовсе не могли заметить риторики; им было не до цветов.

Возьмем русский пример – речь по делу о должностных преступлениях самого прозаического свойства. Оратор говорит присяжным: "Взгляните на организацию таможни. Этот отдельный от города мир чиновников и купцов расположен в глуши. Сюда, под эти крутые спуски, заслоняющие таможню от внешнего мира, ежедневно пристает роскошная богиня морской торговли с своим трезубцем и рогом изобилия… Богиня роняет богатства, сорит ими. Все до них лакомы… Жадность разбирает. И над этим ежедневно вступающим и разливающимся богатством стражами от казны для взимания громадных сумм поставлены люди с ничтожным жалованием. Купец бы не решился приставить к такому делу приказчика без щедрой награды за честность. И вот эти предполагаемые противники – купец и чиновник, окруженные только морем и небом, при ежедневных встречах, при постоянной совместной работе начинают сближаться. Они почти вместе живут. Весь берег покрыт купеческими магазинами. Запираются они двумя замками: один у купца, другой у чиновника. Вскоре у этих людей образуются соединенные замки от совести…"