– Не волнуйтесь, пока все живы, – успокоила его Лина. – Только вот мы с Валерием можем коньки отбросить, если не вырвемся на несколько часов из этой литературной тюряги.

– То есть как это – вырвемся? – возмутился Кузьмич. – Вы же хозяйке подписку давали! Цветков строго предупредил: до конца путевки никого не выпускать.

– Ну, подписали какую-то «филькину грамоту», – меланхолично подтвердил Башмачков. – И что с того? Никакой юридической силы, честно говоря, эта бумажка не имеет. И вообще… Никто ничего не узнает, если ты, Кузьмич, сам не заложишь нас мадам Ильинской. Слушай, тут такое дело! У нашего друга Сереги Филина в Дуделкино сын родился! Сын! А мы тут прохлаждаемся… Въезжаешь? Друг сегодня поляну для друзей накрывает. Обещаем тебе с праздника гостинчик прихватить – градусов на сорок!

– Ну, вы это… – замялся Кузьмич, – Вообще-то я не вправе, но…

– Вот именно, что «но», – вступила в разговор Лина, – из каждого правила есть исключение.

– Только не подведите, – пробурчал Кузьмич.

Башмачков размашисто перекрестился:

– Вот те крест, Кузьмич, не подведем! Думаешь, нам самим охота терять «пряники», которые нам «училка» Станислава Сергеевна наобещала? Короче, зуб даю: уйдем и появимся незаметно, как воины ниньзя. Вернемся через пару часов, как раз к отбою. У нас к тебе только одна просьба: отключи, пожалуйста, видеокамеру у ворот, а то бульдог Ильинской любит обходить забор по периметру.

– Какой такой бульдог? – лукаво глянул на Башмачкова Кузьмич.

– Кузьмич, не притворяйся, ты все прекрасно понял. Бульдог – это ее заместитель Цветков. Ловит каждое слово хозяйки и выполняет все ее команды. Не удивлюсь, если узнаю, что он ей тапочки приносит.

Кузьмич помолчал для солидности, а потом сказал:

– Ладно, ребятки, валяйте! Только уговор: я ничего не слышал и ничего не видел. Неохота теплое место терять. Сами знаете: пенсионера никто на работу не возьмет, старость у нас уважают только на словах.

– Пойдемте уже, Иван Кузьмич! – поторопила Лина. – А то мы с Башмачковым опоздаем к горячему, да и выпивка на столе скоро закончится.

Близкий конец напитков стал решающим аргументом. Кузьмич крякнул, подошел к экрану компьютера и выключил видеокамеру, направленную на ворота. Затем кинул в карман просторной спецовки тяжелую связку ключей и махнул гостям рукой: шевелитесь, мол, пошустрее, если через ворота выйти хотите.

Лина с Башмачковым опасливо шагнули за калитку. Дверца со стуком захлопнулась, ключ повернулся в замке, и тут Лине вдруг сделалось страшно.

– «Поручик Голицын, а, может, вернемся?» – пропела она дрожащим голоском. – Похоже, от сидения взаперти у меня развилась боязнь открытого пространства, по-научному «агорафобия».

– Ну уж нет, – возмутился Башмачков. – Я так мечтал вырваться на волю! Обратно в мышеловку не полезу, даже если ты пообещаешь мне все бонусы мадам Ильинской. Давай, шевелись, Линок, времени совсем мало.

Лина молча шагнула на тропинку, ведущую к шоссе, и тут же наступила в лужу.

– Послушай, Башмачков, ни черта же не видно! – сказала она шепотом.

На них и впрямь обрушилась такая непроглядная тьма, словно на головы накинули черный бархатный плащ. Завывание осеннего ветра и шорох деревьев в лесу заставили Лину вздрогнуть и прижаться к другу.