— И все равно его это уязвило.
— О, в этом можно не сомневаться. Матери у него нет, только отец. Единственная родная душа. Человек, заботившийся о его нуждах большую часть жизни, заперт в тюремной камере. Значительная часть его богатства конфискована. Вы верно заметили, арест отца со всеми последствиями по времени почти совпадает с разрывом между сыном и детективом Колтрейн.
— Держу пари, паршивая у него выдалась неделя, — усмехнулась Ева.
— Наверняка он был зол, он почувствовал, что его опять предали, бросили, оставили одного. Уже не в первый раз. Мать оставила его, теперь у него отняли отца. Женщина, которую он любил, с которой был тесно связан, уезжает.
— Вы же сами говорили, он человек осторожный. А осторожный человек умеет ждать.
— Осторожный человек умеет. Но…
— Черт побери, я так и знала, что тут есть «но», — вставила Ева.
— В том, как ее убили, нет интимности, — пояснила Мира. — Нет ни страсти, ни возмездия. Холодно, расчетливо, отчужденно. Она ему принадлежала в прямом смысле слова. То ли просто как женщина, то ли как источник информации. И если ощущение, что его предали, и гнев — пусть даже холодный и сдерживаемый — заставили его убить ее, я бы ожидала хоть какого-то проявления этих чувств.
Мира отпила чай и переменила позу.
— Мог ли он удержаться и не причинить ей боль, мог ли не растянуть удовольствие? Безусловно, человек с его психологическим портретом склонен выбрать куда более удобное и безопасное место для убийства. Хотя, с другой стороны, убить ее же собственным оружием — это нечто личное, даже интимное. Это оскорбительно.
— Он доверил дело наемнику.
— Да, я считаю, это очень похоже на правду. Он очень осторожен, он привык защищать себя и свои интересы. Наемный убийца инсценировал личные мотивы. Отослал вам оружие с личным посланием. Здесь опять-таки мы видим противоречивую картину. Человек осторожный оставил бы или приказал бы оставить оружие на месте преступления. Или уж избавился бы от него. Послать его вам — это была цинично дерзкая выходка.
— Плевок в лицо, — подтвердила Ева. — Убийца гордится своей работой, ему хотелось добавить этот последний штрих.
— Верно. Скажите мне, она любила Морриса? Уж вы-то знаете.
— Да, мне кажется, любила.
Мира вздохнула:
— Тем больнее для него. Но если она любила Морриса, не верю, что она могла его предать. Это не вписывается в ее психологический портрет. Если она разорвала отношения с Алексом Рикером и нашла себе кого-то другого, она не стала бы предавать свою новую любовь.
— И это дает Рикеру дополнительный мотив. Если их личные отношения мертвы, как насчет деловых? Если у них были деловые отношения.
— Я бы сказала, если у них были деловые отношения, они тоже оборваны. Зачем ей так рисковать?
— А может, он не оставил ей выбора. Надо это выяснить. Мне хотелось бы, чтобы она оказалась чиста.
Мира протянула руку и коснулась локтя Евы:
— Да, я понимаю, как вам этого хочется. Мне тоже. Тяжко смотреть со стороны, как другу больно.
— Он верит, что я свое дело сделаю, но я не знаю, простит ли он меня когда-нибудь, если в результате я докажу, что она была гнилым колом. Приходится с этим считаться, и меня это жутко злит. Мне не пришлось бы ни о чем таком думать, если бы…