Холодные скользкие пальцы впились в ногу Николашки и с силой потянули вниз. Второй ногой парень пытался отбиться, но русалка схватила и ее. В попытках освободиться Николашка выпустил платок с цветком из ладони. Как только цветок выпал из развернувшегося платка и попал в воду, река засияла желто-красными переливами, будто огненная. С диким визгом из воды стали выпрыгивать русалки, кикиморы, водяные черти — они словно испарялись над поверхностью воды с искаженными болью и злостью лицами. Николашка почувствовал, что ноги его стали свободны, и изо всех сил погреб к берегу. Никогда еще ему не было так страшно. Как только парень достиг берега, он оглянулся на реку и остолбенел: из воды, тяжело ступая и покачиваясь, выходила бабушка Февронья.

— А как же ты… Ты не испарилась с остальными…

— А чего мне испаряться? Я ж живая.

Николашка подполз к краю воды и помог бабушке выйти. Рука ее была хоть и мокрая, но теплая. И вправду живая. Николашка уткнулся в бабушкино плечо и тихонько заплакал. Все равно кофта влажная, может, и не заметит.

— Но как ты спаслась, баб Феня? — все еще не мог поверить в чудо Николашка.

— А как река заполыхала, так и отпустили меня, я наверх-то и выплыла. Только не пойму, с чего она огненной сделалась.

— Это из-за меня. Я цветок папоротника у тебя взял и в реку кинул…

— Вот оно что! Видно, он не только языку зверей учит, но и от нечистой силы спасает…

Николашка виновато посмотрел на бабушку.

— Как же ты теперь без цветка лечить коров будешь?

— Э-э-э, милый, да я почитай лет сорок их лечу, как-нибудь справлюсь своими силами.

Бабушка Февронья оперлась на внука.

— Пойдем скорее домой, надо управиться с работой перед праздником.

— Так ты все-таки пойдешь? — просиял Николашка.

— Пойду, милый, пойду. Сегодня я такой костер разожгу, всем на удивление! Пусть знают, как ведьмой меня называть.

Бабушка с внуком, обнявшись пошли в дом.

А где-то глубоко в лесу, там, где не слышно птичьего гомона и не видно солнечного света, на древнем кусте папоротника появился крошечный бутон огненного цвета.