– Где Сталин? – в лоб спросил Наум Исаакович. – И не крути, Умар. Мы не первый год знакомы. Что мне Хозяин доверяет, ты знаешь. Сразу скажи, как он?

Мамсуров пожал плечами.

– Он в сознании? – Этингон запнулся. – Нормальный? Людей узнаёт, говорит?

– Голова у товарища Сталина в полном порядке. Но волноваться нельзя. Слабый он ещё. Нужно время, чтобы восстановиться.

– Ты можешь доложить, что я хотел бы увидеть Иосифа Виссарионовича?

– Ладно, поехали. Только если Сам разрешит. Интересно, кто меня слил?

– Балбес ты всё-таки, Хаджи-Умар. Поскрёбышев рассказал всё, что случилось с Вождём. Как вы с Лихаревым утащили тело по тайным ходам. Остальное, сам знаешь, дело техники. Кстати, те любители, которых ты аккуратно уложил отдыхать, «подмётки» Богдана Кобулова. Дальше объяснять надо?

– Извините, товарищ майор, вы и в самом деле думаете, что сейчас сообщили мне что-либо новое?

– Тяжёлый ты человек, Мамсуров. Наглядный пример того, как портит характер профессия диверсанта.

– Что поделаешь, – террорист развёл руками, насколько позволили стенки салона автомашины. – Noblesse oblige.

Людей, которые пришли арестовывать Ямщикова, он приказал разоружить и посадить в кутузку. После этого передал управление дивизией заместителю и скрылся в неизвестном направлении.

– Был бы жив Марков, – сказал он, – мы бы всю эту энкаведешную сволочь разоружили бы и вывели в расход. А так… Постарайся сохранить дивизию. Когда придут, вали всё на меня, как на покойника.

– Типун на язык, Александр Иванович. А вы куда?

– Как говорят в Одессе, тудой. Тебе это незачем. Меньше знаешь, лучше спишь.

Товарищ Сталин с интересом следил на чёрно-белом экране за событиями, которые происходили в кабинете Молотова, Жукова. Поставить телекамеру в резиденции Берии не удалось из-за бдительности Мамиашвили. Он был невидимым участником почти всех совещаний.

– Суслики, – ругался вождь, слушая бесконечные дебаты по самым простым вопросам. – Никаких решений принимать не могут. Всё обсуждают, демократы. – Последнее слово звучало в его устах как ругательство. Возможно, потому, что после обширного инсульта в речи Хозяина очень усилился грузинский акцент.

– Когда мне можно будет вернуться в Кремль? – каждый день спрашивал он Лихарева.

– Поверьте, я лишнего дня вас здесь не продержу, – отвечал Валентин, изучая маленький экранчик браслета, который постоянно красовался на левой руке Верховного.

– Поймите, каждый день, что я провожу здесь, сильно увеличивает шансы, что меня просто не захотят признать все эти… заместители.

Звонок Мамсурова и сообщение, что просит о свидании Наум Эйтингон, вызвало прилив бодрости у Иосифа Виссарионовича.

– Давайте его сюда, – приказал он, позволив заметить своё нетерпение.

Беседа прошла наедине. Когда разведчик ушёл, Сталин спросил Лихарева:

– Можно мне встречаться с некоторыми людьми здесь?

– Это важно?

– Это самое важное на свете, – твёрдо сказал пациент.

– Так и быть. Только не больше одного посетителя в день.

– Не бойтесь, эти на нас никого не наведут.

Молодой человек усмехнулся:

– Этого не надо опасаться. Без моего позволения никто сюда не проникнет, как в ваш кабинет, помните? Беда в том, что это способно плохо повлиять на ваше здоровье и отсрочить возвращение к делам.