У Ирки было как всегда хорошо. Любящий Боря. Смешливая Юлька. Вертящаяся под ногами дворняжка Джульетта. И мирно правящая всеми своими мудрая, чуть ироничная, красивая, большая яркая Ирка.

– Ты меня не удивила, дорогая! – подруги давно не сидели вдвоём за полночь. – Это должно было случиться.

– Что именно из перечисленного? – уточнила Сашка.

– Всё. И все. И предложение просто Вовы. И пропозиция дяди Серёжи. И Митя Югов.

– Ирка, ну ладно, ты меня не видишь. Ну, загляни чуть-чуть в Митю Югова.

Смирнова молчала. Сашка ждала.

– Нет. Не могу. Я могу заглянуть в его прошлое. Но в будущее лишь бы… Нет. Не буду я туда смотреть из любопытства. И о прошлом не буду тебе рассказывать. Или сам, или всё это бессмысленно.

– Ну, Ирочка, Ирунечка, Иришечка! – заныла Сашка.

– Прекрати! Это всё куда серьёзнее, чем ты можешь себе вообразить. Смотреть в чьё-то будущее – означает намеренно его изменять. Планировать. Ты смотришь в программу завтрашних телепередач. Там, к примеру, твоя любимая завтра в двадцать ноль-ноль. И ты уже переписываешь завтрашний день. Неосознанно. Держа в уме эти завтрашние восемь вечера, не заезжаешь к троюродной бабушке после работы, хотя у неё тоже есть телевизор, но она же не даст насладиться в тишине и покое. Отправляешься домой поскорее, не меняя привычного маршрута. А на конечной станции этого самого маршрута – теракт. А не оглядывайся ты на эту передачу, не мелькни она у тебя перед носом и не закрепись она в твоём сознании – ела бы диабетические конфетки с дальней родственницей. Это всё, конечно, примитивно… Но я уже однажды придумала этот пример с телевизором для наглядности. Так уж им и пользуюсь, прости. Иногда «телевизор» надо просто выключить, как бы тебе ни хотелось просмотреть ту или иную «передачу». Этому я, слава богу, научилась.

– Что мне делать, Ирка?

– Ничего. Начала искать квартиру? Умница. Теперь скажи Югову, что ты его любишь.

– Не могу. Во-первых, я уже ни в чём не уверена. Мне, конечно, с Юговым очень хорошо, но… У него просто такой архетип – с ним любой будет хорошо. Или будет казаться, что хорошо. Я боюсь перепутать чувства с иллюзией чувств. Я в себе не уверена, что уж о нём говорить… Был муж, были какие-то недолгие лёгкие романы. Потом был Пятиугольников. Вот появился Боровиков. У меня же уже начинает появляться устойчивое отвращение ко всему мужскому роду. Вот только твой Борька нормальный. Любит тебя.

– Я, между прочим, сама сказала ему, что мы будем вместе. В первый же вечер, как только увидела. Он был, напомню тебе, женат. Мало того – на вечеринке присутствовал с супругой.

– Ну, вот… А говоришь – программировать нельзя, – Сашка прищурилась.

– Ты не путай, дочь фараона с чёрт-те кем! – рассмеялась Ирка.

– И чёрт-те кто – это, конечно же, я, да?

– Ну, не я же. А во-вторых?

– А во-вторых, я просто не могу это сказать первой. Не могу. «Митя, я тебя люблю!» Ужас!

– В чём ужас-то?

– Я ему: «Митя, я тебя люблю!», – а он мне, приподняв эдак иронично левую бровь: «Как замечательно!» – и…

– Нелюбимым три пары тапок не покупают.

– Любимым говорят о любви.