— Ну там и очередь… Все как с цепи сорвались. Это вам, товарищ следователь?

— Мне, мне… Расписаться где-нибудь надо?

— Да, вот здесь…

На выходе из здания ЭКУ, меня догнал Тищенко, тот самый начальник смены, проворонившей Бриллианта, осторожно тронул меня за плечо.

— Что? — я обернулся, посмотрел на него.

— Товарищ следователь… Не знаю, как вас зовут…

— Сергей Владимирович.

— Сергей Владимирович… А вы Бриллианта поймаете?

Детский сад…

— Птичек ловят. А преступников — разыскивают и задерживают. Задержим, задержим…

Подходя к кабинету Калинина я услышал, как Александр Владимирович громко и настойчиво что-то говорит. Занят… Осторожно, чтобы не отвлекать, я поскребся в дверь, потом приоткрыл ее…

Старший следователь по особо важным делам Калинин сидел за своим столом с грозным видом, в стороне, прямо на столе сидел подполковник Глазко. Оба они мрачно смотрели на съежившегося перед ними на стуле невысокого, полностью лысого мужичка в дорогом костюме. Тот опустив голову вниз и, закрыв лицо руками негромко всхлипывал.

— Заходи, Сергей, заходи! — преувеличенно громко воскликнул Калинин — заходи и полюбуйся, что здесь происходит…

Колют… Интересно, кто это?

Осторожно ступая, стараясь производить как можно меньше шума, я прошел в кабинет, снял и повесил ветровку, положил на свободный стул папку и листки фотороботов. Присел недалеко от Глазко.

— Вот это вот! — все тем же нарочито громким голосом продолжил Калинин — ни кто иной, как Борис Михайлович Повзло, начальник управления Внешэкономбанка СССР. Именно он принимал деньги и ценности у Беляковского, и у многих других (только потом я понял, что шеф отчаянно блефовал, вообще вся эта операция с демонстративным задержанием Повзло была отчаянным блефом и могла закончиться предельно плохо, даже выкинштейном). И думал, что про это никто и никогда не узнает. А сейчас он говорит, что никакого Беляковского не знает, и в глаза не видел! Интересно, правда…

— Интересно… — осторожно произнес я

— Вот и я о том же! Константин Иванович, дайте-ка подозреваемому на опознание фотографии.

Глазко достал из ящика стола, на котором он сидел три фотографии и протянул их допрашиваемому.[63]

Повзло осторожно взял фотографии, поднес к очкам одну, другую — и тут выронил все три.

— Он… он что… мертвый?

— Кто мертвый? — спросил Калинин — вы Беляковского имеете в виду, уважаемый? Да, Беляковский мертв. Задержали, поместили в СИЗО, а в СИЗО его убили. Он тоже, как и Вы, ничего не знал и ни про какие деньги никогда не слышал. Смекаете?

Повзло истерически, с женскими всхлипами, заплакал навзрыд, очки упали на пол. Калинин и Глазко спокойно ждали. Через несколько минут, Повзло вытерев рукавом дорогого пиджака лицо, тихо пробормотал.

— Товарищ следователь… А можно мне… бумагу и ручку…