- Оба-на!.. Как же жить-то офигенно круто!..

Женька орал во всё горло, так что мне показалось, что толстые стёкла завибрировали. С трудом заставив себя не подхватить этот возглас, я разжал кулак и выпустил нагревшуюся рукоять управления огнём, откинувшись в кресле. Потом всё было без происшествий, ефрейтор ещё какое-то время говорил о всяком, но когда адреналин потихоньку рассосался, вдруг замолк. В расположении бригады мы прибыли часа в четыре утра, точнее сказать трудно. Селянинов высадил меня у какой-то траншеи, забранной масксетью, а сам уехал, только махнув мне на прощанье рукой, указывая на эту самую яму. Но присмотревшись я с удивлением понял, что это обычный «КамАЗ» с кунгом, загнанный в яму и закрытый масксетью. Придумано довольно остроумно и практично: машина заезжает в укрытие, маскируется и в случае чего так же быстро снимается с места. Трудно обнаружить с воздуха, никаких ориентиров и привязок на местности для корректировщиков огня. Забравшись внутрь по откидному трапу, я оказался в скудно освещённой теплушке командного пункта, уставленного аппаратурой связи. В центре тесного и прокуренного до белёсых сумерек помещения, за откидным столиком с расстеленными на нём картами, сидели двое офицеров. Судя по нагрудным шевронам, это были комроты с капитанскими звёздочками и один из взводных командиров – старлей. Капитан – невысокий, коренастый, моих лет мужик. Смуглый, с узким костистым лицом, на котором выделялись цепкие карие глаза. Руки его, больше похожие на крабьи клешни, выдавали хозяина с головой. Характерно сплюснутые подушечки указательного и большого пальцев правой «клешни», это верный признак кадрового вояки, часто имеющего дело с автоматом. Капитан говорил сдержанно, голос ни разу не повысил, что тоже было в его пользу, обстоятельность в командире - второе достоинство после опыта. Старлей напротив, производил впечатление человека сугубо штатского: мягкий, вежливый голос, несвойственные военному обороты речи. Разговор настолько их увлёк, что на меня некоторое время никто внимания не обращал. Перед ними стоял открытый потрёпанного вида ноутбук в бронированном корпусе с облупившейся краской. Капитан что-то показывал на экране, а молодой лейтенант только отрицательно мотал головой. Я застал только конец фразы, после которого взоры офицеров обратились в мою сторону:

- …Да Михал Михалыч, нет там никого! Две группы пропало, вертушки всё прочесали, развалины эти мёртвые. Скрытно подходят, а потом так же незаметно смываются. Наблюдение и радиоразведка ничего не дают!.. Тебе чего, боец?

- Рядовой Варламов, прибыл для прохождения службы после ранения в…

Капитан только отмахнулся и подхватив со спинки ввинченного в пол кресла автомат и бушлат пошёл к выходу, бросив через плечо взводному:

- Задача прежняя, Хамидулин… носом землю рой, но дай мне коридор! Басов свои «коробки» под обстрел не поведёт. Жоржей надо прищемить. Сроку тебе пятьдесят часов. Бывай, Степан.

Проводив печальным и пасмурным взглядом командира, лейтенант поднялся и только тут я смог его подробно рассмотреть. Высокий, белобрысый парень, широкий в кости но удивительно худой. На вид лет двадцать пять, но обветренное лицо было изборождено преждевременными морщинами, а под глубоко запавшими воспалёнными голубыми глазами залегли глубокие тени. Виски уже тронуты сединой, только голос остался удивительно мягким и молодым. Смерив меня оценивающим взглядом, лейтенант коротко представился: