— Здорово! — улыбнулся Пряхин. — Значит, легенда не подвела.

— Выходит, — хитро усмехнулся Лазарев. — Я вам даже больше скажу. Секретарь райкома просил вашего командира послать за мной вертолет потому, что из Москвы прибыла поисковая группа. И добился ее тот самый мой бывший механик-водитель Васьков. И еще, чтобы вас не смущало последнее обстоятельство, в нашей школе в этом году задержали занятия на месяц: достраивают интернат. Ведь наши ученики — таежники, лесные работнички. А сентябрь здесь в лесу — месяц сбора урожая, и они все разбрелись по тайге. Вот мы и решили немного передвинуть начало учебного года…

— Почему вы мне об этом говорите? — нахмурился Пряхин. — Притом именно теперь?

— Видите ли, во всем нужна ясность. Я ее вношу. А раньше почему не сказал? Да просто не подумал, что это может вызвать подозрения. А вы… вы тоже промолчали. А ведь, если бы мы сразу поговорили, было бы много лучше.

— Пожалуй… — смутился Пряхин. — Да ведь неудобно беспокоить больного человека… — И чтобы прекратить в общем-то не очень приятный разговор, резко спросил: — Кто прибыл на пост?

— Командир взвода — он со своими солдатами пошел на линию — и ваш батальонный врач.

— А врач где?

— Захватил пробирки, приборы и пошел к реке.

— Кстати, не звонили, что это все-таки было?

— Звонили. Крупный метеорит. Вы заметили, что все время было много падающих звезд? Видимо, земля встретилась с роем метеоритных тел — остатками давно взорвавшейся планеты или кометы. И вот один из них прорвался через атмосферу и наделал столько бед.

— Выходит, ничего страшного!

— Выходит… Тренировочка, так сказать, в условиях, максимально приближенных к боевым. Так ведь теперь говорят в армии?

— Так, — согласился Пряхин, помолчал и спросил: — А… Сенников не приходил?

— Я ждал этого вопроса, — задумчиво сказал Лазарев. — Понимаю, вам нелегко, но поговорить об этом солдате требуется.

— Мне самому с ним разобраться нужно, — задумчиво ответил Пряхин, не любивший, когда кто-либо вмешивался в его командирские дела.

— Я попробую вам помочь. — И Николай Иванович рассказал все, что ему было известно о Сенникове.

— Что же теперь с ним делать? — спросил старшина.

— Думаю, что самое главное уже сделано, он переломил себя: все-таки он взорвал завал. Придет — решите. Но… — Николай Иванович замялся.

— Что «но»?

— Дело в том, что, возможно, во мне говорит сейчас педагог. Хотя командир, офицер тоже педагог-воспитатель… Так вот. Я бы не советовал ругать его, накладывать взыскание. Это может надломить парня, сбить с правильного пути. Он, по-моему, уже наказал себя и, что самое главное, доказал, что исправился. Но… Но оставлять его на посту я вам не советую.

— Почему?

— Видите ли… Ему здесь все будет напоминать о его постыдном поведении, и товарищи ему не простят. Они молоды, а молодости, знаете, иногда свойственна чересчур жестокая справедливость.

— Хорошо, — прищурился Пряхин. — Подумаю.

Он тяжело вздохнул и впервые за все эти трудные сутки посмотрел на свои больные натруженные руки. Они кровоточили, и кровь, перемешиваясь с копотью, засыхала коркой. Ныли ссадины и ожоги. По мере того как его оставляло напряжение последних часов, и руки, и лицо, и все тело начали болеть все сильней и сильней. Пряхин, морщась от боли, раздраженно спросил: