Да, похож на дикую кошку. Его окружала какая-то зловещая таинственность; она почувствовала, как все вокруг ее сосков покрывается «гусиной кожей». Обхватила себя руками и задрожала.

Затем заметила записку на столике у кровати. Это был листок дорогой кремовой бумаги с фамильным гербом, придавленный сверху ключами от ее «мини». Она быстро схватила его. Записка не содержала никакого приветствия:

«Ты необыкновенная женщина, но когда ты спишь, ты кажешься мне ребенком, прекрасным невинным ребенком. У меня не хватило духу тебя разбудить. Мне страшно не хочется оставлять тебя, но нужно идти.

Если ты сможешь поехать со мной в Малагу на этот уик-энд, приезжай сюда завтра в девять утра. Захвати с собой паспорт, но не вздумай брать пижаму.

Рамон».

Она рассмеялась от радости и облегчения, тут же вернулось прежнее светлое настроение. Еще раз перечитала записку; бумага была гладкой и прохладной, как мрамор, она возбуждающе щекотала кончики пальцев. Такой же гладкой была и его кожа; ее взгляд затуманился и приобрел мечтательное выражение, когда в голове стали возникать маленькие разорванные эпизоды минувшей ночи.

Он намного превзошел всех тех, с кем ей доводилось иметь дело прежде. Ибо со всеми остальными, даже с самыми умелыми, терпеливыми и внимательными, она всегда чувствовала разделенность их тел, разобщенность их душ, искусственность их попыток взаимно удовлетворить друг друга. С Рамоном этого чувства не было. Казалось, что он завладел не только ее телом, но и душой. Они проникли друг в друга в каком-то полубожественном слиянии; их плоть и дух стали единым целым.

Бесчисленное множество раз в течение этой ночи ей казалось, что они уже достигли наивысшей точки, к которой стремились, и каждый раз выяснялось, что они все еще у самого подножия и перед ними высится новый пик, а затем еще один и еще. И каждый выше и прекраснее предыдущего. И им не было конца, пока она не забылась сном, глубоким, как сама смерть, чтобы вновь возродиться для этой новой, восхитительной и радостной жизни.

«Я влюблена», — прошептала Изабелла с почти религиозным благоговением, разглядывая свое тело и как бы поражаясь тому, что столь хрупкий сосуд может таить в себе столько счастья, столько нахлынувших на нее чувств.

Затем взгляд ее упал на часы, лежавшие на столике, рядом с ключами от машины.

«О Господи! — Была уже половина одиннадцатого. — Ланч у отца!» — Она вскочила на ноги и бросилась в ванную. На раковине Рамон оставил для нее совершенно новую зубную щетку, еще даже не распакованную, в запечатанной пластмассовой коробочке, и эта его заботливость растрогала донельзя.

Набрав полный рот пенящейся зубной пасты, она еще ухитрялась напевать мотив из «Дальних мест».

Решила, что успеет быстренько принять ванну; погрузившись в горячую воду, думала о Рамоне, ощущая при этом внутри себя огромную пустоту, которая настоятельно требовала, чтобы он ее заполнил. Рассмеялась: «Хватит с тебя, дорогая. Похоже, что мановением своей волшебной палочки он превратил тебя в маленькую ненасытную сучку».

Она выскочила из ванны и схватила еще влажное полотенце. Прижала к лицу и втянула в себя слабый, но отчетливый запах его кожи. Это моментально возбудило ее заново.