Аркадий смолк. Стало отчетливо слышно, как в костре постреливают дрова. Наконец к рассказчику обратился Дмитрий. Голос его звучал саркастически:
— А ты с тех пор заделался бабкой-колдуньей и стал лечить заговорами и наложением рук.
Аркадий отвечал со спокойным достоинством:
— Нет, никаким врачевателем-шаманом я себя не считаю. Однако и потом случалось, что я спасал людей.
— Расскажи, — попросила Софья.
— Таких случаев, кроме истории с Мишкой, было еще два. И каждый раз — я вывел это для себя — получалось вылечить тех людей, которых я очень сильно любил.
При словах о любви, прозвучавших в устах Аркадия, глаза девушки застыли. Тот этого не заметил и продолжал:
— Однажды я был здорово влюблен, и моя пассия заболела крупозным воспалением легких. Врачи заявили, что вряд ли смогут помочь ей, и практически отказались от нее. Я забрал девушку из больницы, сидел у ее постели, не отходя ни на шаг, два дня и две ночи. Я поил ее куриным бульоном, вытирал со лба пот влажным полотенцем… А главное — держал ее за руку и уговаривал не умирать, не уходить, не бросать меня. Я отгонял смерть, молил Провидение оставить мою любовь со мной. Утром третьего дня ей стало лучше, а потом она очень скоро пошла на поправку… Интересно, что, когда она выздоровела, мы довольно быстро разошлись с ней. У девушки оказался вздорный характер, и я с трудом представлял себе, как я мог когда-то мечтать, чтобы она провела со мной всю мою жизнь…
— Ты, наверно, пожалел, что ее воскресил, — с иронией заметила Софья.
— О настоящей любви никогда не жалеют, — мгновенно откликнулся Аркадий, — даже если она окончилась ничем или принесла горе.
— А еще? Расскажи про утопленницу, — попросила девушка.
— Да, утопленница!.. Я, наверно, тоже влюбился в нее, хотя видел первый раз в жизни. Но она была очень красивая… Ее нашли на пляже в Гагре. Девушка провела под водой час, не меньше. Она не дышала, и даже врач из санатория сказал, что медицина здесь бессильна. Но мне так стало жалко, что она умрет, что я бросился к ней. Зеваки смотрели на меня как на сумасшедшего. Я изображал, что делаю ей искусственное дыхание, а в действительности заклинал, чтобы она не умирала. Уговаривал ее остаться. И в какой-то момент она вдруг дернулась, исторгла из себя воду и открыла глаза… Ее забрали долечивать в больницу, а мне пришлось уматывать из санатория раньше срока, потому что я стал местной достопримечательностью. Прохода не давали, — с улыбкой докончил Аркадий, — просили исцелить, кто — экзему, кто — заячью губу. Апофеозом стал грузинский князь, который обещал меня озолотить, если я вылечу его дочь-горбунью… Той же ночью я сел на поезд до Москвы… Впрочем, — прервал сам себя Аркадий, — мы все вручили вам, — он коротко поклонился старику, — свои, что называется, верительные грамоты. Не пора ли вам рассказать, кто вы? И зачем мы с вами встретились?
Старик обвел нестерпимо-ярким взором гостей — никто не смог выдержать его взгляд, все опустили глаза. Промолвил:
— У меня нет готовых ответов. Только догадки. И гипотезы.
— Валяйте же, — с очаровательной невежливостью, свойственной молодости и потому извинительной, проговорила девушка. — Мы устали ждать.