Будет ли он снова в маске, как в ту трагическую ночь? Марианна упрекнула себя, что не спросила об этом хозяйку, а теперь было слишком поздно: княгиня ушла…
Только что, после того как Марианна с помощью опытной горничной привела себя в порядок, бородатый, как пророк, слуга попросил ее спуститься в приемную, и она надеялась встретить там хозяйку. Но слуга исчез, беззвучно затворив за собой дверь, и больше не появлялся. И Марианна поняла, что она в полном одиночестве встретит самое, возможно, драматическое мгновение за всю ее жизнь.
Сон, сморивший ее в доме Ревекки, оказался очень долгим, так как солнце, которое она при пробуждении посчитала утренним, теперь заходило за длинными черными ветвями старых деревьев. Его лучи окрасили в красный цвет камни античного зала, чья закладка должна была восходить еще к временам крестового похода слепого дожа Анри Дандоло, и заставили плясать бесчисленные пылинки перед руками в перчатках покойного господаря.
В саду стало тихо. А шум громадного города почти не проникал сквозь стены этого старого здания. Вскоре и он прекратился, когда крики муэдзинов стали призывать правоверных к вечернему намазу…
С напряженными до предела нервами Марианна сжимала руки и покусывала губы. Гость, более пугающий, чем желанный, заставлял себя ждать. И Марианна, остановившись на мгновение перед портретом и посмотрев на него с безотчетной суровостью, продолжала свою лихорадочную прогулку, когда дверь снова отворилась, пропуская бородатого слугу, который стал в стороне, согнувшись в низком поклоне, в то время как в дверном проеме возникла высокая белая фигура, а сердце молодой женщины пропустило один удар…
Глаза ее открылись до предела, а губы округлились, но ни один звук не вышел из них, а между тем освещенный солнцем гость, в свою очередь, поклонился, не говоря ни слова. И Марианна, онемев от изумления, поняла, что она не грезит: между светлым кафтаном и белым муслиновым тюрбаном на нее смотрели с темного лица голубые глаза Калеба…
Время, казалось, остановилось. Между этими двумя существами, связанными брачными узами, но, однако, разделенными по многим причинам, воцарилась глубокая тишина. Инстинктивно ощутив, что ее изумленный взгляд может показаться оскорбительным, Марианна овладела собой, в то время как удивительное чувство облегчения охватило ее.
Несмотря на все, что ее крестный или донна Лавиния смогли ей сказать, она ожидала худшего. Готовая обнаружить ужасно обезображенное существо, чей вид был бы трудновыносим, она могла констатировать, что в действительности, даже если она и оказалась удивительной, не было ничего ужасающего.
Вспомнив о своем первом впечатлении, когда на палубе «Волшебницы» она встретила Калеба, Марианна нашла тогда почти наслаждением созерцать это великолепное невозмутимое лицо. Какое бы имя он ни носил, этот мужчина был, без сомнения, самым красивым из всех, кого она когда-либо видела. Зато эта действительность выдвигала новые проблемы, и проблемы исключительно трудные для решения. Среди других — следующая: что делал князь Сант'Анна, или торговец Турхан-бей, под видом эфиопского раба на корабле Язона? К тому же, увидев его вновь, она теперь заметила, что эфиопский ярлык не совсем ему подходит, ибо если кожа псевдо-Калеба была действительно темной, она не достигала, однако, настоящей черноты уроженцев Эфиопии.