— Спокойно, Алексей, спокойно. Мы что-нибудь придумаем, — произнёс я, а у самого в голове билась мысль «что делать?». Если немцы так станут действовать после каждого моего удара, то скоро эти края обезлюдят, от Витебска до Полоцка, и от Лепеля до Орши. Либо местные жители будут настроены против меня, и возненавидят не немцев, которые их примутся вешать и сжигать в амбарах, а меня — того, чьи действия толкают оккупантов на эти ужасы. И то, и другое для меня недопустимо.
Успокоившись, Тишин рассказал, как всё было. Уже утром после уничтожения эшелона немцы стали врываться в дома в Витебске и вытаскивать людей на улицу в том, в чём они были. Многих убили прямо на месте. К вечеру облавы пошли по окрестным посёлкам и деревням, откуда жителей забирали сотнями, оставляя пустыми десятки домов. Первая казнь состоялась на следующий день. К этому моменту на площади перед ратушей в Витебске были установлены виселицы на пятьдесят человек. Тогда же было объявлено, что каждый день будут вешаться пятьдесят или больше человек до того момента, пока не сдадутся виновные в теракте на железной дороге.
От завербованного штабсинтенданта Алексей узнал, что от наших рук погибло более тысячи немцев. Тот поезд вёз на фронт пехотный батальон, две отдельных роты и штаб полка. Выжило всего несколько десятков человек, которых завалило обломками и потому они не смогли идти на зов манков и не попали на клык варгам. Половина из них стала калеками, многие серьёзно повредились рассудком.
Такой удар немцы не стерпели, но так как найти обидчиков не смогли, то решили отыграться на беззащитных людях, взял в заложники тысячу мирных жителей, среди которых мужчин было очень мало, в основном женщины с детьми, несовершеннолетние юноши и девушки да пожилые люди.
— Ответим им тем же, — принял я решение на общем совещании, где присутствовал и Захар от своей родни. — Посмотрим, как они себя поведут, когда поймут, что в ответ на свою жестокость получат ещё большую!
— А ежели не выйдет? — посмотрел на меня Прохор.
— Значит, не выйдет. Всё равно у нас особых вариантов нет, — пожал я плечами. — Заложников немцы убьют в любом случае: если мы ничего не сделаем или же провалим свой план. Или кто-то хочет сдаться в плен, взяв на веру обещание немцев?
— Ерунду говоришь, Киррлис, — произнёс Тишин. — Ну, отпустят они сейчас народ. А потом, когда кто-то другой, не мы, подорвёт новый поезд или разгромит гарнизон, опять их захватят и станут вешать. Тут пока немцев не выгоним со своей земли, никому покоя не будет. Я читал приказы для немецких офицеров и высших чиновников на оккупированных территориях. Там предписывается всеми способами сокращать количество нашего населения, чтобы освободить место для будущих граждан Рейха, которые после войны сюда переедут. В их планах каждого пятого в живых оставить, чтобы было кому батрачить на новых хозяев, тьфу. Так что, если из-за нас немцы будут убивать простой народ, то нам просто нужно убить немцев как можно больше, а лучше всех, чтобы некому было заниматься казнями.
— Значит, решено, — резюмировал я.