«Не только оппозиционно настроенные старые большевики, — пишет Роберт Такер, — но и очень многие сторонники Сталина в двадцатые годы, занявшие в период первой пятилетки более или менее значительные посты, понимали, что Сталин, как руководитель, допустил немало промахов, и знали некоторые факты из истории партии, которые Сталину необходимо было скрыть. Другое дело, новые кадры из партийных и непартийных большевиков, выращиваемые этим политическим садовником на народной почве, — зачастую благодаря своей молодости, а большей частью из-за скромного крестьянского происхождения, они могли иметь лишь смутные подозрения, а чаще всего не имели никакого представления о чем-то таком, что могло бы как-то скомпрометировать гениального вождя?»

Эти люди готовы были растерзать любого, кто хоть на йоту усомнится в правильности политики Сталина, которая представлялась им как генеральная линия партии. А неугодных Сталину людей по мере усиления его власти становилось все больше и больше.

«Неспособный видеть в своих действиях ничего, заслуживающего критики, — отмечает Роберт Такер, — Сталин не мог не считать тех, кто ему не верил и осуждал его политику, злоумышленниками, непременно пытающимися саботировать социалистическое строительство, всячески вредить и порочить его, как руководителя. В рютиных он видел только контрреволюционеров-террори стов, вредителей, врагов народа, внешне лояльных и потому более опасных. Он знал, что недовольных много, — это означало, что многие строят заговорщические планы уничтожения Сталина и всей системы.

Естественно, главными заговорщиками для него были те, кого он считал своими личными врагами».

На самом деле был один заговор — заговор одиночки. Никто не знал о планах Сталина, но ему были нужны сообщники, которых для верности он старался «повязать кровью» арестованных, включал в тройки, привлекал к допросам подследственных. В постоянном страхе он держал и своих соратников, многие из которых впоследствии были ликвидированы. Он намекал своим сподвижникам на компрометирующие их показания, отдаляя от себя на какое-то время, как Молотова и Ворошилова.

В то же время Сталин внушил народу, что сам он к террору не имеет никакого отношения, а осуществляющие репрессии люди даже не информируют его об этом. И этому верили Илья Эренбург, Всеволод Мейерхольд, Исаак Бабель. А что же тогда говорить о рабоче-крестьянской массе!

Для осуществления своих планов Сталину требовалась организация, перед которой можно было ставить задачи по поэтапной ликвидации его противников. Партийные органы для этого не очень подходили. Самое большее, что они могли, — это уничтожить человека морально — исключить из партии, выгнать с работы. Они не могли проводить аресты, допросы, судебные процессы, исполнение приговоров. Эти функции Сталин возложил на органы государственной безопасности, деятельности которых он предавал исключительно большое значение, демонстрируя внимание к их сотрудникам.

Но чекистам доставались не только большие зарплаты и всяческие привилегии. В годы репрессий больше других наркоматов в процентном отношении пострадал сам НКВД. Здесь постоянно раскрывались заговоры и проводились чистки. В период ежовщины все 18 комиссаров государственной безопасности первого и второго ранга, служивших при Ягоде, были расстреляны, из 122 высших офицеров в звании майор и старший майор госбезопасности только 21 остались на своей должности.