– Ладно, проехали, – пробормотал Монгол.
– Проехали, – кивнул Стингер с легким разочарованием в голосе. – Как новичка, на первый раз прощаю. Второго раза не будет, Монгол. Заруби это на своем курносом носу, пока он у тебя имеется. Здесь банкую я, остальные суетятся. А любителям побакланить давно куранты поставлены на сто первом километре.
Корявый в этом никогда не сомневался, поэтому окончания диалога дожидался снаружи, прикрывая шею от мелких дождевых капель поднятым воротником. Монгол, присоединившийся к нему, хотел выругаться по поводу ненастья, но прикусил язык, опасаясь, что его метеорологическая сводка будет истолкована превратно.
– Действуйте по обстановке, – напутствовал бойцов Стингер, по-прежнему глядя в темноту перед собой. От этого создавалось впечатление, что он там видит нечто такое, что недоступно глазам простых смертных.
Когда обе мужские фигуры пошлепали по лужам в направлении дома, он снова застыл в мрачном ожидании, которое хорошо знакомо лысоголовым грифам, способным часами караулить жертву.
Лехмана, к примеру, пасли несколько месяцев. Менялись названия и адреса фирм, мелькали и исчезали различные суммы на счетах, но Стингер был терпелив и целенаправлен, как та самая портативная ракета, в честь которой он получил свою взрывоопасную кличку. Не к стрельбе по воробьям он изготовился, потому и не спешил, ждал своего часа.
Его небольшая банда состояла в основном из остатков бригады, которая когда-то входила в состав Золотой Орды – под этим названием проходила в милицейских сводках группировка покойного Хана. После гибели вожака Стингер больше ни под кем не ходил, сам принимал решения, сам казнил и миловал, а что касаемо приобретенной репутации полнейшего беспредельщика и отморозка, то здесь имелись свои плюсы. Теперь можно было ни с кем не делиться, ни на кого не оглядываться. Срок жизни от такой эгоистической позиции, конечно, не увеличивался, но и «семейные» бригадиры, верой и правдой служившие своим «папам», тоже никогда не доживали до старости, так что Стингер не видел резона в том, чтобы сдохнуть чьим-то наемником, а не вольной птицей. Общак – это, конечно, хорошо, но черпаешь из общего котла всегда меньше, чем вносишь, а пустеет он быстрее, чем успеваешь насытиться.
Обособившись, банда Стингера некоторое время промышляла налетами на квартиры безответных рыночных барыг, которых вычисляли по стоимости их товара, прикинутой на глаз. Шмотки брали разве что для личного пользования, предпочитали выбивать из жертв припрятанные деньги и рыжье, да так рьяно, что если бы всех замученных и убиенных воскресить и выстроить в шеренгу, то пришлось бы Стингеру не один десяток метров отшагать, опознавая тех, кого он отправил на тот свет.
Бандиты не щадили ни старых, ни малых, они не оставляли в свидетелях даже выживших из ума стариков, даже бессмысленно агукающих грудных младенцев. Специфика надомной работы требовала соответствующей экипировки: темная одежда, шапочки-чеченки с прорезями для глаз и рта, транковые рации «мечта террориста», безотказные «макары» и «стечкины» с самопальными глушителями, набор хирургических инструментов и наручники для загородных прогулок с самыми несговорчивыми. Жили налетчики порознь, а собирались вместе на окраине, на территории заброшенной овощной базы, превратившейся за годы смутного времени в настоящие катакомбы.