– Девочка, да кто ж знал…

Рядом – тишина. Повернувшись к Симке, Беркуло напряжённо ждал – ждал чего угодно: новых слёз, новой брани, упрёков, криков… Но она молчала. И если плакала в темноте, то совсем неслышно.

– Как же ты?.. – наконец решился спросить он.

– Как?.. Да никак. Меня дед в цепях держал, чтоб я за тобой не умчалась, – буднично отозвалась Симка. – Я сначала ждала тебя, ждала… Неделю, две… Месяц… Три… Зима скоро – а тебя нет и нет.

Беркуло молчал, сумрачно глядя в землю. Что тут было говорить?

– И клянусь, кабы не деньги твои, никогда бы я к тебе не помчалась! – с сердцем сказала Симка. – Ещё недоставало – на шею вешаться! Да пропади ты пропадом!

– Отчего ж родне не забожилась, что не пойдёшь со мной? – хмуро спросил он. Теперь уже замолчала Симка, и Беркуло, слыша короткие, сдавленные звуки из потёмок, понимал, что она едва сдерживает рыдания.

– Какая тебе уже разница… – справившись наконец со слезами, почти спокойно сказала она. – Теперь-то уж что?.. Ладно, морэ. Пойдём. Там уж прогорело всё, надо картошку печь.

Она встала и, не оглядываясь, пошла к рыжей искорке огня, мигавшей из темноты. Беркуло встал и пошёл следом.

Пока картошка пеклась в углях, Симка коротко рассказала о том, как красная комиссарша забрала её из табора. Беркуло слушал, не поднимая тяжёлого взгляда от прогоревших углей, молчал. Говорить было нечего. В голове стучало одно: неужели девочка в самом деле собиралась лишь бросить ему в лицо его же деньги?.. И всё?! Страшно хотелось взять Симку за плечи, заставить посмотреть глаза в глаза, коснуться этих волос, этих губ, сознаться, чёрт возьми, что всё лето только о ней и думал, и не соврать ни капли, но… Но поперёк горла стоял горький клин, и Беркуло молчал. Не разговаривая, они съели горячую, несолёную картошку, запили водой. Без слов улеглись по разные стороны костра. Луна зашла за курган, и над степью прозрачной шалью повис голубоватый, мерцающий свет звёзд.

Злой как чёрт Беркуло был уверен, что назло упрямой девчонке заснёт мгновенно, но не тут-то было. Растревоженное плечо саднило так, что впору было выть, а через полчаса Беркуло начал бить нешуточный озноб. Он знал, что его лихорадит из-за раны и нужно ждать, пока отпустит само. Но зубы стучали, казалось, на всю степь, и последние силы уходили на то, чтоб сдержать эту дрожь и не разбудить Симку.

Впрочем, она всё равно проснулась.

– Что ты, морэ? Что такое? Плохо, да?

– Ничего. Знобит немного… сейчас пройдёт. Спи.

– Знобит?! – Холодная ладошка легла на его лоб. – Да ты горишь как печка! О-о, дэвла, что ж тут делать… До утра потерпишь? Я травки нужной утром найду…

– Потерплю, – сквозь зубную дробь едва выговорил Беркуло. – Спи.

– И укрыть тебя нечем, шаль потеряла… – шёпотом причитала Симка. – Пожди, я в огонь подброшу, лучше будет…

Вскоре костёр заревел, взлетая к самым звёздам рыжими языками, Беркуло обдало жаром с одного боку, но с другого-то всё равно было холодно, хоть сдохни, и дрожь колотила его по-прежнему. Он даже не смог отстраниться, когда Симка, суровая, с плотно сжатыми губами, легла рядом с ним и крепко обняла за плечи.