– Ишь ты, какая бойкая.

– Ладно, Валуй, отпусти и правда, а то руки девке выкрутишь, – сказал Вадим, когда они подошли вплотную.

– Как же, отпусти, она ж опять стрекача задаст.

– Отпусти, кому говорю! – тут же завопила девушка. – Отпусти, хуже будет. Вот узнает тятенька, он шкуру с вас спустит.

– Ну вот, видишь, – ухмыльнулся Валуй.

– Отпус…

– Так, все! – резко скомандовал Вадим. – хватит! Мы тебе худа не сделаем. Как тебя звать-величать?

– Отпусти, тать! Не скажу! Отпус…

– Мы не тати. С чего ты взяла?

– А кто по лесу бродит, как не тати? Оба вы тати! Отпусти, говорю! – она вновь дернулась, но куда там…

– Значит, не скажешь?

– Не скажу! Отпусти!!

– Ты вот тоже по лесу бродишь, значит, ты – тать, – резонно заметил Вадим.

– Я не тать, я Квета. Отпусти! Отпусти же!

– Так, значит Квета.

– Ой.

– Что ой?! Квета – красивое имя. А то: «не скажу, не скажу», – передразнил ее Вадим. – Дай слово, что не побежишь.

– Отпустите?

– Отпустим.

– Хорошо. Даю слово.

– Валуй, отпусти ее.

Только рука бородача разжалась, как девица, подхватив полы плаща, кинулась прочь.

– Ну, я же говорил, – развел руками Валуй.

– Жди тут, – приказал ему десятник и сам бросился догонять беглянку.

Квета явно не каждый день упражнялась в гонках по заснеженному лесу. Вскоре она споткнулась и упала, хотя и без того Вадим был уже рядом.

– Ну вот, добегалась. Не ушиблась, снегурочка?

– Тебе что за печаль?

– Может, хватит, наконец, уже бегать. Давай-ка поговорим…

– Да отпусти ты!

– Так я и не держу.

– Держишь.

– Это у тебя плащ за ветку зацепился. Сейчас…

Девушка поддернула освободившийся плащ и разревелась. Ее русые косы спутались, облепили лицо – ну смешная донельзя.

– Да перестань ты рюмить.[31] Такая большая, а рюмишь, чай, поди, не на похоронах. Ну как дитя.

Вадим приобнял ее и силой заставил подняться:

– Хватит уже.

Он отстранил ее руки от лица, закинул косы за спину и плащом вытер слезы.

Девушка на удивление не сопротивлялась.

– Ну вот, так-то лучше, смотри, какая ты красавица, а слезами всю красоту смоешь.

Слезы прекратились как по волшебству.

– Как это? – шмыгнула Квета носом.

– Что «это»?

– Как это смоешь?

– Молча. Слезы соленые, вот кожу твою прожгут, – улыбнувшись, ответил юноша.

– Ой, – она всплеснула руками и приложила ладони к лицу.

– Да не бойся, шучу я. Пойдем-ка, лучше расскажешь, что с тобой приключилось.

Квета на сей раз подчинилась и бежать не думала. Вернувшись к стоянке, где Валуй уже успел развести костер, Вадим усадил девушку на мешок, поближе к огню.

– Грейся, снегурочка, а то, я гляжу, ты вся продрогла. Давно по лесу бегаешь?

Девушка протянула озябшие руки к огню.

– Со вчерашнего…

– Ого, – присвистнул Вадим, – и не испугалась одна в лесу ночевать?

Она недоверчиво глянула на Вадима.

– А вы точно не тати лихоимные?

– Как есть точно! Ну, так как ты в лесу одна?

– А я в сарае на околице Новца ночевала… в сене тепло…

– А-а-а, – протянул Вадим, – в сене. Ну, тогда, конечно…

– Есть хочешь? – спросил Валуй, протягивая девушке кусок мяса.

Она посмотрела сначала на бородача, потом на Вадима.

– Так вы не тати?

– Говорю же тебе – не тати мы. Дружинники новгородские, – ответил Вадим. – Ешь давай.